Между прочим, Олег Олегович прошел по служебной лестнице от рядового дознавателя до рядового председателя Коллегии. А до всего этого состоял в отряде космодесантников марсианской Экспедиции и неоднократно участвовал в высадках на поверхность. То есть, он человек действия, и в нашем деле кое-что смыслит. И вот, представьте, сидит он в кресле, перед ним этот самый "посредник" с благожелательной улыбкой на устах, и надо с чего-то начинать. С чего бы начал ты, Глеб?
– Я бы… Хм… Ну, прежде всего, надо не спугнуть. Так, с виду, обычный псих. Шатилов ведь не знал про горшочки?
– Нет.
– Я бы предложил отложить мероприятие, сославшись на плохое самочувствие.
– Плохо. Где гарантия, что "посредник" явится еще раз? Надо брать теперь, пока тепленький, – буркнул Сюняев.
– Тогда бы я спросил "посредника", к кому еще он обращался с подобным предложением.
– Ясно. А ты, Василий Прекрасный?
– Я, в принципе, солидарен, – сказал тот солидно, – но можно попытаться заехать с другого конца.
– Заезжай, – приказал Сюняев.
– Я бы сказал "посреднику", что, вероятно, произошла ошибка. То есть, мне понятно, зачем человечеству может понадобиться личность Эйнштейна или, скажем, Галуа. Все же, как-никак, гении. Но я-то тут причем?!
– А?.. Кхм.., – Сюняев прокашлялся и устремил свой взор на меня. – Как находишь?
– Лихой заезд, – буркнул я. – Но цель?
– Как там с целью? – поинтересовался Сюняев, переведя взгляд на Куропаткина.
– Цель проста. Логично предположить, что "посредник" твердо намерен добиться своей цели. Получить какие-то дополнительные сведения можно только в том случае, если соорудить перед ним какое-то не очень сложное препятствие, и создать видимость, что как только оно будет преодолено, так можно будет приступить к операции. В данном случае, он, по замыслу, должен объяснить, кто, в какой момент и почему признал мою личность достойной увековечения. Главное, не отшивать его напрочь сразу, а загонять в тупик. Потом можно еще какую-нибудь глупость выдумать.
– Зря этот "посредник" к тебе не явился, – произнес Сюняев с сожалением. – Сейчас мы знали бы значительно больше.
– Больше чего?
– Больше того, что знаем.
– А что мы знаем сейчас?
– Да, практически, ничего.
– Ну, хорошо, – вмешался я в эту словесную дуэль, – как же на самом деле поступил Олег Олегович?
– Ну.., – Сюняев мотнул головой и хмыкнул. – Олег Олегович решил избрать тактику… "Капризный гений" – примерно так. Он, по его собственным словам, принял томный и болезненный вид, показывая тем самым, что ему не в новинку подобные предложения, что уже которую неделю за ним таскаются "посредники", которые спят и видят у себя в кармане его личность, что все это ему уже осточертело, и он готов на любые муки, чтобы только от него отвязались и оставили в покое. Шатилов поинтересовался, сколько времени займет процедура? "Посредник" ответил, что немного – час-полтора. "Но я должен сосредоточиться, – сказал Олег Олегович, – иначе ваше устройство может что-то не зафиксировать". В ответ "посредник" усмехнулся и пояснил, что это совершенно не играет роли, поскольку фиксация личности происходит на нейронном уровне, а на этом уровне совершенно безразлично, сосредоточен человек, или рассеян. Более того, во время процедуры Олег Олегович может заниматься своими делами, например, спать сном праведника. Шатилову это категорически не понравилось. Еще бы! Он будет спать, а кто-то – неизвестно кто – будет ковыряться в его подкорке. Это – если он не шарлатан. А если шарлатан – тем более. Вероятно, на лице Олега Олеговича отразилось несколько более того, что он хотел изобразить, и это не укрылось от взора "посредника".
"Олег Олегович, – сказал он, – я вполне понимаю ваши сомнения. Давайте говорить серьезно. Вы не верите в то, что я хочу и могу сделать то, о чем сказал ранее. Еще раз заверяю вас, что и хочу, и могу, и никакой иной цели, кроме обозначенной, не преследую. Я подчеркиваю: это не игра, не блажь, не политика и не розыгрыш. Взгляните на вещи трезво. Вы прожили большую жизнь, многое видели и многое знаете. В вашей голове сложилась вполне адекватная модель земной цивилизации. Представьте на секунду, что много лет спустя кто-то пожелает узнать, что фактически сейчас происходит на Земле и в ее окрестностях. Не кажется ли вам, что для него лучший способ это сделать – расспросить вас лично, как очевидца. Согласитесь, лучший способ узнать время, в котором жил Аристотель – поговорить с самим Аристотелем, взглянуть на эпоху его глазами. То, что я предлагаю, можно сделать путем написания мемуаров и воспоминаний. Но это – много полнее. Собственно, это – все. Все ваши мысли, чувства, образы, переживания – то есть, вы, как личность. Вы можете заподозрить, что какие-то секреты, хранящиеся в вашей памяти, могут быть раскрыты уже теперь. Нет. Я вам это гарантирую абсолютно. Никто не собирается препарировать вашу личность. Более того, сейчас это невозможно. Но когда наступит время, вы возникните вновь из небытия, практически в том виде, как сейчас, и сами будете решать, какую информацию, и в каком виде подавать на стол. Однако, никаких объяснений кто, как, где, зачем и почему, я давать не уполномочен в силу ряда причин. И одна из них та, что эта информация может заставить вас многое переосмыслить и необратимо изменит вашу личность, а вы нужны нам таким, какой вы есть в данный момент".
Эта речь произвела на Шатилова впечатление. Он заявил, что должен подумать и все взвесить. Он сказал, что, строго говоря, полученная информация уже заставляет его многое переосмыслить, и это вроде бы как разрушает первоначальный замысел. "Посредник" согласился, что, в какой-то мере, да. Но пока эта информация о вещах гипотетических, не подтвержденных никакими фактами, а запретить строить догадки и фантазировать вообще невозможно. Он – "посредник" – понимает, что должен как-то склонить чашу в свою пользу, а в отношении Шатилова сделать это при помощи гипотетических рассуждений просто невозможно. Поэтому он вынужден сделать следующий ход.
"Предположим, – сказал "посредник", в этом кресле сижу не я, а Василий Васильевич Спиридонов. Допускаете ли вы, что он смог бы вас убедить принять наше предложение?".
Шатилов, по его признанию, чуть из кресла не выпал.
"Спиридонов? – воскликнул он. – Спиридонов и лошадь мог бы убедить, что она – верблюд мужского пола!"
"Увы, Василий Васильевич сидеть в этом кресле уже не может. Но, предположим, Спиридонов предвидел, что наша беседа когда-то состоится, и хотел, чтобы я выступал сейчас от его имени. В подтверждение этого, он мог бы сообщить что-то, известное только вам двоим, и никому более, причем, и вы и он – тогда, а вы и теперь, уверены, что эти сведения могли бы оказаться в распоряжении третьего лица только при обстоятельствах сверхординарных. Допустим, что эти обстоятельства имеют место сейчас. Если я теперь дам понять, что мне упомянутые сведения известны, увеличит ли это вашу степень доверия ко мне?"
