ничего не меняло: девушки меня не привлекают. Однако я не мог не обратить внимания на ее отчаянную мольбу: «Мне надо рассказать вам нечто важное, я просто обязана!» Я не понял, чего она от меня хочет. С одной стороны, я не знаком с нею, в этом не было сомнений, с другой – хотя никогда не блистал памятью, я полагал, что еще слишком молод для слабоумия. «Кто вы?» – спросил я. «Вы не понимаете… – тяжело вздохнула она. – Я должна…» Ее рот открывался и закрывался снова и снова. Но больше ни звука она не издала. Ситуация все больше доставала меня. Я попытался высвободить руку, но девушка еще сильнее сжала ее. «Я не понимаю, что вы от меня хотите. Мы даже не знакомы!» – перешел я на крик. Вокруг нас стали собираться любопытные, и я чувствовал нарастающий дискомфорт. Наконец мне удалось вырваться, и я побежал в первом попавшемся направлении.
Последний раз мне довелось пробежать несколько сот метров, когда я учился в начальной школе. Но с тех пор прошло столько лет… Уверен, если бы наш учитель физкультуры видел меня в тот момент, он бы испытал гордость за меня. Без сомнений, мне удалось побить собственный рекорд в беге на двести метров и, вполне возможно, школьный рекорд. Я запыхался и тяжело дышал, и тут... У меня в голове эхом зазвучали слова девушки, перемежающиеся с плачем: «Я влюблена в парня, но не могу признаться ему в этом. У нас отличные отношения, но он не отвечает мне взаимностью. Я опасаюсь, что если откроюсь, то потеряю его навсегда… Наши дома расположены один напротив другого… Сколько раз я украдкой сквозь жалюзи наблюдала, как он стоит на балконе, опираясь на поручни, и воображала, что он смотрит на меня и хочет быть со мной…» Ее голос заставил меня вздрогнуть. Как ей удалось так быстро нагнать меня, ведь на ней туфли на высоких каблуках? Я резко обернулся, но не увидел ее. Хвала Всевышнему, ее не было рядом. Теперь можно было перевести дух. На лбу выступила испарина, и мне захотелось пить. Я решил подкрепиться стаканом фруктового сока в духане, находившемся, как мне помнилось, неподалеку.
Я остановился возле прилавка, рассматривая фрукты и подбирая наиболее освежающее сочетание. На продавце, молодом смуглом парне с приятным лицом, была черная майка, обнажавшая мускулистые татуированные руки. Я легонько пощупал свои бицепсы – сравнение не воодушевило меня. Я напомнил себе, что мне следует записаться в бассейн. Или купить велосипед и постоянно крутить педали. Ну, или, по крайней мере, заняться пилатесом. Я смахнул с лица пот тыльной стороной ладони. Мне не нравится, когда у меня разыгрывается фантазия.
Продавец взглянул на меня и спросил: «Что приготовить для вас, дружище?» Я нахмурился: совсем не думал о нем как о друге, и поспешил заказать большую порцию сока из клубники и бананов. Пока он нарезал фрукты, я рассматривал его стройное тело и тихо роптал про себя на отсутствие всякой справедливости в этом мире. Он взбил шейк и, подавая его, сказал: «Дружище, я должен поделиться с вами чем-то очень личным. Это очень важно для меня». Я застыл как вкопанный, не обращая внимания на протянутый мне стакан. Что случилось с миром? Он сошел с ума? Или я? Ведь я никогда раньше не встречал его. «Скажите, мы с вами знакомы?» – спросил я. Парень проигнорировал мой вопрос. «Это первый раз, когда я разыскиваю того, кто…» Больше он не издал ни звука, в точности как та девушка. Было заметно, как он расстроен, как пытается что-то сказать, как покраснело его лицо, но ничего нельзя было услыхать. «Послушайте… У меня нет понятия, что вы хотите от меня, и это не мое дело, – поспешно сказал я. – Я передумал, я уже не хочу ничего пить». У него затряслись руки, и часть содержимого стакана выплеснулась мне на одежду. Я попытался отстраниться от продавца, но он предпринял отчаянную попытку преодолеть прилавок, чтобы удержать меня, схватив за рубашку, но промахнулся.
Придя в себя, я обнаружил, что бегу по улице. Но тут меня настиг рыдающий голос, полный безмерного отчаяния: «Никто не знает, как мне тяжко… Каждый раз, выходя из дома, я натягиваю улыбающуюся маску. И с каждым днем делать это становится все труднее и труднее. Друзья и семья удивляются, почему я отдалился от них. А я обманываю их, рассказываю, как занят свыше головы на работе, да еще тренировки… Меня одолевают мысли о самоубийстве. Каждый день я выхожу на свой балкон на четвертом этаже и, облокотившись на перила, раздумываю, не сигануть ли мне вниз и не покончить со всем разом… Я пытаюсь отогнать эти мысли. Стараюсь заигрывать с девушками, заглядывающими сюда, но ничего не помогает».
Как этот несчастный смог догнать меня? Я даже не слышал его шагов. Я обернулся на всякий случай, но его не было рядом.
Я запаниковал. Что со мной? Я сплю? У меня галлюцинации? Я ущипнул себя – боль была абсолютно настоящей. Я взглянул на рубашку. На ней еще можно было различить красные брызги сока. Не было никакого логического объяснения происходящему. Я привык к тому, что близкие люди норовят поделиться со мной своими переживаниями, даже если я не проявляю особого желания выслушивать их, но сейчас это переходит все границы. У меня слегка закружилась голова. Может, от жары? Или от переживаний? Я опустился на скамейку, чтобы перевести дух. Но не прошло и пары минут, как ко мне подошла девушка. Пока я раздумывал не встать ли мне и ретироваться, она обратилась ко мне: «Извините, вы не знаете, как пройти на улицу Жана Жореса? Мне нужно посольство Шри Ланки». Она выглядела нормальной, впрочем, не совсем: кому может понадобиться посольство Шри Ланки? Я взглянул на нее. У девушки было красивое и ухоженное лицо с правильными чертами. Я расслабился и сказал: «Знаю. Идите дальше по Дизенгоф и поверните налево после...» Она прервала меня: «Знаете что, это пустяки… Я должна вам кое-что объяснить, очень важное, потому что…» Ее рот продолжал шевелиться, но звук исчез. Признаюсь, я порядком разозлился. «Да что вам всем от меня надо? Вам и вашим друзьям? – закричал я. – Это идиотская попытка меня разыграть или еще что-то?» Ее лицо осталось совершенно серьезным и никак не наводило на мысль, что где-то рядом припрятана скрытая камера. Она наклонилась ко мне и принялась отчаянно трясти за плечи. Ее
