Взяв жезл Первого архипатрита Серого Братства, двадцатидвухлетний Шедареган (это был второй случай за всю историю Единой Церкви, когда священник моложе тридцати пяти лет становился во главе Братства) сумел собрать вокруг себя преданных ему и (чего не мог отрицать ни Арбигост, ни сам генерал-архипатрит) весьма талантливых ученых отцов. В последующие затем двадцать три года этими отцами была сделана масса открытий. Прозябавшая последние два столетия космонавтика, — непомерно дорогая прежде технология, в использовании которой до Шедарегана никто не пошел дальше спутников связи и выведения на орбиту нескольких платформ с атомными боеголовками, — вышла на совершенно иной уровень: на орбите планеты появилась космическая станция, а на поверхности лун были отправлены исследовательские роботы. Медицинские центры, возглавляемые ставленниками Шедарегана, разработали и начали применять новые методы лечения болезней и (что оказалось не последним козырем в руках «коварного интригана») комплексного омоложения, к чему не замедлили прибегнуть многие престарелые иерархи (включая и самого генерал-архипатрита). Большие изменения были внесены в систему энергетики и электроснабжения материка и в систему связи и коммуникаций. Фактически, система образования, связь, средства массовой информации, экономика… подпали под влияние Серых братьев и это, конечно же, не могло не обеспокоить генерал-архипатрита Абримелеха и его спецслужбы.
Многочисленные попытки ССКБ внедриться в Серое Братство оказывались безуспешными; многовековой опыт Красных братьев в области шпионажа оказывался либо малоэффективен, либо и вовсе несостоятелен против «Шедарегана и его банды». Но, все же, если «крот» ничего не преувеличивал, и у Шедарегана нашлись свои слабые места…
Влажные губы Парелиат скользили, обхватывали, обволакивали разгоряченную плоть архипатрита. Арбигост был уже далеко от всего суетного и скучного. Все эти кроты, агенты, братья, ракеты с космодромами… Да и генерал-архипатрит и Его Святость и… пятьдесят дьяволов с ней!.. Святая Церковь… Все они пошли на хер! Архипатрит был уже готов кончить…
Видимость немного прояснилась, но первый пилот по-прежнему не видел летевший впереди флайер охраны. Поредевшие клубы тумана налетали на лобовое стекло, оставляя на нем мелкие капли, которые тут же сдувались в сторону внешней системой очистки. Головной «Жнец» продолжал отображаться зеленой точкой на экране радара. Шедшие позади другие два «Жнеца» также светились на экране зелеными точками, образуя вокруг красного, похожего на наконечник стрелы, изображения ведомой автопилотом машины вытянутый вперед треугольник. «Повелитель боли и наслаждения» плавно шел над горной грядой. Первый пилот наблюдал приборы, периодически выбирая из предлагаемых бортовым компьютером вариантов оптимальные решения; в обязанностях второго пилота было поддержание связи, внешнее наблюдение и готовность выполнять указания первого.
В момент когда с экрана радара, с интервалом в секунду, исчезли маяки двух замыкавших группу флайеров, взгляд первого пилота был прикован к турбулентностям за стеклом и их превращениям. Глаза, смотревшего в это время на экран, второго пилота округлились от удивленного недоумения быстро переросшего в ужас. Если бы у него оставалось время, он обязательно стал бы спешно докладывать первому о происшествии и тот, оторвавшись от своего созерцания, перевел бы взгляд сначала на радар и после — на второго и… Но времени уже не оставалось.
Первый пилот так и не заметил как далеко впереди, за клубами густого тумана, где шел головной флайер охраны, сверкнула тусклая вспышка.
Парелиат уже заканчивала.
Сознание священника окончательно заволокла приятная пелена. Еще пару секунд, и он бы кончил… но… что-то с чудовищной силой ударило снаружи в борт флайера, а потом сквозь томно прикрытые веки архипатрит увидел яркую белую вспышку…
Сто тридцать девять агарских лет. Таков был его возраст.
Пятьдесят лет назад он взошел на Патриарший Престол, и вот уже полвека правил Агаром, являясь одновременно и духовным и светским властителем планеты.
Облаченный в разноцветные патриаршьи ризы, высокий, худощавый старик с короткой белоснежной бородой и гладким, абсолютно лысым черепом сидел на престоле в зале собраний Собора Святых.
Зал собраний Собора Святых находился в верхнем уровне патриаршего дворца. Как и сам дворец, зал был оформлен в подчеркнуто античном стиле, несмотря на все модернизации, проделанные за два с половиной тысячелетия. Мраморные стены колодцем поднимались вверх на восемь десятков метров от черного как уголь, мраморного пола, на котором разноцветной мозаикой была изображена солнечная система Аркаба и Нуброка. Система была расположена таким образом, что мир Агара находился в центре помещения; Аркаб, вокруг которого обращался Агар и пять других планет, чьи изображения были разбросаны по залу в согласии с их орбитами, при этом лежал у самого подножия патриаршего престола, Нуброк же находился в противоположной от него стороне. Расстояние между лежавшей в центре зала планетой и двумя звездами было неравным (что, впрочем, не отражало реальных расстояний): желто-белый Нуброк был изображен намного дальше от Агара, нежели ярко-оранжевый Аркаб. Он лежал далеко в стороне от оранжевой звезды и ее планет, возле единственного во всем этом величественном помещении портала, закрытого непроницаемым силовым щитом, и своих планет не имел. Портал зала Собора, отлитый из чистого золота, был весь покрыт письменами из «Книги всего сущего». В каждой из восьми стен зала собраний имелось по три узких — пятидесяти метров в высоту и четырех — в ширину — окна; верх же стен венчал прозрачный купол, сквозь который внутрь заглядывало полуденное зимнее небо.
Патриарх взирал на собравшихся своими абсолютно белыми, не по-стариковски яркими, острыми, молодыми глазами. Такие глаза (как и белоснежные волосы, которые патриарх давно утратил по причине своего — уже преклонного — возраста) среди агарян считались признаком высочайшего благородства и избранности перед Единым Всевышним Богом.
Украшенный разноцветными алмазами белый престол, на котором сидел патриарх, стоял на возвышении из восьми, сложенных «пирамидой» одна на другой, восьмиугольных каменных плит. Цвет каждой плиты символизировал одну из древних Церквей, составивших вместе Единую Вселенскую Церковь Империи. Трон патриарха стоял на плите из белого мрамора, венчавшей «пирамиду»; ниже лежали плиты красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, пурпурного и серого цветов. Перед престолом патриарха, разделенным надвое полукругом, стояли семь малых престолов — четыре — по правую и три — по его левую его руку, — каждый имел под собой одну плиту-основание и цвет их соответствовал цвету риз сидевших на них иерархов. Последовательность цветов была та же, что и в «пирамиде» под престолом патриарха, за исключением одного цвета, и начиналась со стоявшего первым справа — белого и оканчивалась слева серым малым престолом, который можно было также считать и первым, если считать слева направо.