Вот что рассказывает Глетчерная Блоха, когда найдется кому рассказывать. Но кому здесь рассказывать? Многие умеют замерзать среди вечных снегов, но не многие умеют оттаивать.
Мамонты не сумели, быки не сумели, вздыхает Блоха. Там они и остались, все наши…
К ВОПРОСУ О РАЗУМНОСТИ ЛЮБВИ
В мире существует безумная любовь, которая, в конечном итоге, оказывается необыкновенно разумной. Почему так происходит? Ответ на этот вопрос весьма приблизил бы нас к пониманию тайн эволюции. Этой безумно-разумной любви посвящены публикуемые ниже исследования, базирующиеся на данных трех биологических наук: ихтиологии, орнитологии и энтомологии.
Если заглянуть достаточно глубоко — на тысячу, две тысячи, а то и все четыре тысячи метров, — то можно увидеть, как парит посреди океана влюбленный Идиакант. Можно увидеть, хотя в глубине океана темно, потому что и в темноте видно, как горят его влюбленные щечки…[5] Его щечки горят, как фонари, — может быть, оттого, что он недостоин своей избранницы. Если судить по росту (а ведь в этих делах часто судят по росту), то Идиаканта можно разве что усыновить, да и не одного, а целых семь идиакантов нужно усыновить, чтобы в сумме составился рост его избранницы. Ну как, скажите, тут щеки не будут гореть?
А теперь взгляните на ее рот. Чувствуете легкое головокружение? У чьей избранницы вы видели такой рот? Когда он открывается, то вся верхняя часть головы откидывается, как крышка семейного сундука, а нижняя часть выдвигается, как ящик буфета. Впрочем, рот этот никогда не закрывается. Да и какой рот закроется, имея такие зубы? Огромные, светящиеся в темноте.
У Идиаканта нет зубов — ни огромных, ни ослепительных. У него попросту нет зубов, так что он даже стыдится своей улыбки.
Вы спросите: как же он ест без зубов? Идиакант ничего не ест, он давно забыл, как это делается. Потому что пришла пора любви. В детстве он ел, но теперь у него пропал аппетит — разве это не естественно для влюбленного?
А у избранницы не пропал аппетит. Было б из-за кого пропадать — из-за крошечного, тощего, беззубого Идиаканта, у которого только щеки горят! Нет, у избранницы не пропал аппетит, и когда она принимает пищу, выдвигая ящик буфета и откидывая крышку сундука, сердце ее отодвигается в сторону, пропуская в желудок крупный кусок. Лишь только попадается крупный кусок, сердце ее отодвигается в сторону. Разве может любить такое сердце? Чем же, в таком случае, привлекает ее влюбленный Идиакант?
Сердце Идиаканта способно только любить, и нет такой силы, которая отодвинула бы его в сторону. Даже непонятно, как в таком маленьком Идиаканте может поместиться такая большая любовь. Ну скажите, скажите, как тут щеки не будут гореть?
Скажите: вы любили когда-нибудь?
Вы поймете влюбленного Идиаканта.
— Эх ты, глупая рыба! — говорит маленькой рыбке Хромис большая рыба Треска. — И чего ты так носишься со своим потомством? Вымечешь какие-то считанные икринки и места им не найдешь…
— Ну почему же не найду места? Вот они у меня, все тут… — рыбка Хромис открывает рот, чтоб показать, где она держит свои икринки.
— То-то и оно-то! — смеется рыба Треска. — Я же и говорю: носишься!
— А как же иначе? — вздыхает рыбка Хромис. — Вода в море холодная, да еще и соленая, долго ли до чего…
— А потом? — напоминает рыба Треска. — Потом они вырастут и — поминай, как звали?
— Все-таки дети, — вздыхает рыбка Хромис. — А я все-таки мать.
— Плохая мать. Ты посмотри на себя — ведь и глядеть не на что. И на детей твоих смотреть тошно: хлипкие, малорослые. Насидятся у мамы во рту, где им после этого жить в суровой стихии!
— Что же делать…
— Что делать? Уж я-то знаю, что делать. Я как вымечу — сразу миллион, и пускай себе растут, кто-нибудь вырастет. Я тоже мать, но ты погляди, как я выгляжу. Это потому, что я умею жить для себя. И на детей моих погляди. Это потому, что они с детства приучены к трудностям.
Так говорит рыба Треска, и рыбка Хромис, конечно, ее понимает. Конечно, хорошо пожить для себя и детей своих приучить к трудностям. Но… Если бы они хоть такие были, как у рыбы Трески. Детей рыбы Трески можно приучить к трудностям, а детей рыбки Хромис…
Рыбка Хромис вздыхает, и это понятно: все-таки она мать.
ЛЮБОВЬ СЛЕПАЛюбовь слепа, а в той беспросветно темной пещере, в которой Гуахаро откармливает своих птенцов, она слепа вдвойне, и Гуахаро закармливает птенцов до того, что они превращаются в жировые мешки, отчего все семейство называют семейством Жиряковых. Жиряковые входят в отряд Козодоев, но не подумайте, что Гуахаро кормит своих птенцов козьим молоком. Ни один козодой не питается козьим молоком, хотя и не может избавиться от необоснованных подозрений. А кто может избавиться от необоснованных подозрений? Разве что тот, кто любит, потому что любовь слепа.
Любовь слепа, и, конечно же, Гуахаро носит пищу своим птенчикам по ночам, когда никто не может его увидеть и укоризненно покачать головой:
— Эх, Гуахаро, зря ты стараешься, последнее от себя отрываешь! Птенцы твои еще не оперились, а уже каждый весит вдвое больше тебя. Что же потом будет?
Что будет потом — дело известное: вырастут птенчики, станут сами себя кормить и, конечно, быстренько похудеют.
Пусть хоть пока маленькие поедят, чтоб потом вспоминали родителей.
— Все равно не вспомнят, — мог бы услышать на этот счет Гуахаро, но он не слышит, потому что любовь слепа, а когда любовь слепа, то она и глуха одновременно.
И Гуахаро носит пищу домой — в темноте, и кормит свою семью — в темноте, — наверно, для того, чтоб в нее больше поместилось.
Взял бы ты, Гуахаро, пример с Черного Стрижа!
Черный Стриж кормит своих птенцов днем, чтобы не слишком их перекармливать, а главное — чтобы знать, сколько он в это дело вложил. Вкладывает он немного — не в пример другим, но он хочет знать, стоит ли вообще вкладывать.
У Стрижа есть сомнения на этот счет. Например: стоит ли высиживать потомство на голодный желудок? Кто-нибудь другой может высиживать и на голодный желудок, кто-нибудь другой, но не Черный Стриж. У него, когда он голоден, не хватает родительского тепла — во всяком случае, такого тепла, которое необходимо, чтобы стрижата выклюнулись наружу. Но и летать за провизией, когда там дождь или ветер, ему тоже не хочется. И тогда — ну, конечно, вы будете его осуждать — он выбрасывает потомство свое из гнезда — дескать, хватит сидеть у родителя под крылом, высиживайте себя сами! Это если потомство еще не вылупилось. А если вылупилось, тогда вообще нет хлопот: Стриж бросает его в гнезде и летит куда-нибудь в зажиточные места, чтобы пожить в свое удовольствие.
