Я обернулся, а доктор Гольдштейн проследовал мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания. Передо мной стоял молодой человек, больше, впрочем, похожий на манекен в магазине готового платья.
— Что, черт возьми… — начал я.
Молодой человек улыбнулся приклеенной улыбкой, поднял пистолет и протянул его мне со словами:
— Уважаемый покупатель не должен мешать Баруху Гольдштейну, потому что в противном случае уважаемый покупатель погибнет, что не допускается инструкцией по безопасности использования Смесителя времени.
Что я должен был делать? Застрелить представителя фирмы, а потом броситься догонять доктора? У меня хватило ума понять, что это ничего не изменит. Явится другой представитель и вернет меня в 2029 год.
— Послушай, — сказал я убедительно, — я понимаю, что убивать плохо. Но Гольдштейна все равно убьют через полчаса. А перед этим он положит тридцать арабов. А потом арабы положат десятки евреев. И мировая пресса будет называть израильтян убийцами невинных. Это нам надо? Будь другом, отойди с дороги.
Молодой человек посмотрел вслед Гольдштейну, будто сопоставляя мой прогноз с собственным впечатлением, покачал головой и сказал:
— Инструкция по безопасности использования Смесителя разрешает любые действия в истории, если они не угрожают жизни уважаемого покупателя.
— Но мне-то что угрожает? — искренне удивился я.
— Согласно программе инструктажа, — ответил представитель фирмы, — я продемонстрирую тебе следствия задуманного тобой поступка…
Время скачком сместилось назад, я вышел из своего укрытия, а доктор Гольдштейн метрах в трех впереди меня размеренным шагом шел выполнять свою мицву как он ее понимал. Я навинтил глушитель и обошел Гольдштейна справа. Встал перед ним, поднял пистолет и, когда доктор, наконец, заметил меня и удивленно посмотрел мне в глаза, я нажал на спуск.
Не уверен, был ли хлопок — я ничего не слышал. На груди Гольдштейна мгновенно расцвел красный цветок, и доктор молча повалился лицом вперед. Я отступил, у меня дрожали руки, и я никак не мог попасть пистолетом в отверстие кобуры. Наверно, нужно было быть довольным. Я изменил ход истории, и хотя бы в одном из альтернативных миров сотни людей останутся живы, а имидж государства Израиль не понесет ощутимых потерь.
Наверно, мне нужно было сразу вернуться в XXI век, предоставив современникам Гольдштейна самим разбираться в ситуации. Но, черт возьми, для чего я убил человека? Чтобы даже и не знать результата? Я остался.
Тело доктора Гольдштейна обнаружили солдаты, пришедшие примерно полчаса спустя на усиление охраны Пещеры Патриархов. Действия ЦАХАЛа предсказать было нетрудно. Объявили тревогу, вызвали подкрепление, оцепили район, начали прочесывание. Я вовсе не желал быть обнаруженным — ни арабами, ни своими. Мне нужно было только увидеть результат, и я перебегал от дома к дому, довольно успешно укрываясь от патрулей.
К десяти утра евреи Хеврона и все население Кирьят-Арбы вышли на улицы. Сначала забрасывали камнями арабские машины, потом начались драки. Полиция не справлялась, и ЦАХАЛ использовал слезоточивый газ. На час-другой установилось спокойствие, и я послушал сообщение, переданное по радиостанции «Галей ЦАХАЛ». Во время беспорядков погибли три поселенца и пять палестинских арабов. Обе стороны обвиняли друг друга в убийстве Гольдштейна. Улицы Хеврона после полудня вымерли — в городе объявили комендантский час. На окраине Кирьят-Арбы поселенцы устроили демонстрацию, размахивали оружием и кричали «Долой Рабина!» и «Нет мира с арабами!» Это было неприятно, но привычно. У ХАМАСа не было особого повода усиливать террор, а у Арафата — повода давить на Израиль. Мир приближался. Я добился своего. Я мог уходить.
Может быть, эта мысль притупила мою бдительность. Я услышал за своей спиной резкий оклик израильского солдата и бросился бежать — нельзя было допустить, чтобы меня поймали. Интересно, как бы стал я объяснять то обстоятельство, что в моем удостоверении личности проставлена дата выдачи — 2014 год? Мимо просвистела пуля, и я пригнул голову. А вторая пуля попала мне в спину. Это не больно, уверяю вас. Будто тебя кто-то сильно толкнул, и сразу понимаешь, что жизнь кончилась.
Впрочем, вряд ли я, будучи уважаемым потенциальным покупателем Смесителя истории, могу быть объективен — не успев еще почувствовать боли, я оказался в инструкторской кабине.
— Уважаемый покупатель, — назидательно сказал голос, в котором я без усилий узнал голос молодого человека, остановившего меня на улице в Хевроне, — убедился в том, что предположенное им действие по изменению истории смертельно опасно для уважаемого покупателя?
— Ну, знаешь ли, — с досадой сказал я. — Как это я мог предугадать, что за мной погонится израильский солдат?
— Предвидеть все следствия своих поступков совершенно необходимо при пользовании Смесителем истории.
— Но уважаемый продавец, — ехидно сказал я, подражая манере инструктора, — должен согласиться, что своим поступком я спас Израиль от международного скандала и ускорил мирный процесс. А то, что подставил собственную спину — случайность, и не более того.
— К сожалению, — не согласился голос, — уважаемый покупатель неправ. В созданной им альтернативной реальности имели место следующие процессы. Поселенцы, возмущенные убийством всеми уважаемого доктора, выждав двое суток, ворвались в Пещеру Патриархов во время утренней молитвы и перестреляли около двухсот арабов, прежде чем солдаты ЦАХАЛа обезоружили нападавших. В результате мирный процесс был прерван на год, и весной 1995 года Израиль вынужден был заключить с палестинцами соглашение, по которому к автономии отошли все территории, освобожденные в шестидневной войне.
— Не хочет ли уважаемый продавец утверждать, — мрачно сказал я, — что поступок Баруха Гольдштейна был меньшим злом?
— В компетенцию инструктора по безопасности не входит моральная оценка поступков. В компетенцию инструктора входит только оценка личной безопасности уважаемого покупателя.
— Поскольку, — продолжал голос, — уважаемый покупатель все еще не убедился в необходимости точного следования фирменной инструкции, ему предлагается второй сеанс инструктажа.
Спина все еще зудела — наверно, чтобы я имел в виду пресловутое memento mori. Я не стал на этот раз углубляться в прошлое даже на тридцать лет. Я отправился в февраль 2018 года и прибыл в Президентский дворец в Каире за пять минут до начала церемонии подписания договора о провозглашении Государства Палестина. Я даже и вмешиваться не хотел — только поглядеть. В свое время я видел всю церемонию по телевидению, и мне очень не нравилось выражение лица нашего премьера Хаима Визеля. Он подписывал договор так, будто ему предложили отведать зажаренных лягушек.
