– Конечно, – сказал Хилвар, когда Элвин задал ему этот вопрос, – в такой идее нет ничего биологически абсурдного. Жизнь не может возникнуть в безвоздушном пространстве – но она может развиться до форм, способных в нем выжить. Этот процесс должен был происходить всякий раз, когда какая-нибудь обитаемая планета теряла свою атмосферу.
– Но можно ли ожидать существования в вакууме разумных форм жизни? Разве они не предпочтут оградить себя от потери воздуха?
– Вероятно, да – если это произойдет после того, как они достигнут должного уровня интеллекта. Но если атмосфера исчезнет, когда они будут находиться еще на примитивной стадии, им останется лишь приспособиться или погибнуть. После того, как они приспособятся, дальнейшее развитие может привести к очень высокому уровню интеллекта. В сущности, именно так, вероятно, и должно быть в связи со столь сильной побудительной причиной.
Элвин счел эти доводы чисто теоретическими, особенно в приложении к данной планете. Нигде не было видно никаких признаков того, что она когда-либо несла на себе жизнь, разумную или нет. Но каково же было назначение этого мира? Элвин уже не сомневался, что вся многообразная система Семи Солнц являлась искусственной, и этот мир должен был служить частью генерального плана.
Вообще говоря, он мог предназначаться исключительно для украшения: выступать в качестве луны на небе своего огромного соседа. Но даже в таком случае казалось правдоподобным, что ему будет найдено хоть какое-нибудь практическое применение.
– Гляди, – произнес Хилвар, указав на экран. – Вон там, справа.
Элвин сменил курс корабля, и панорама вокруг них покачнулась. Освещенные красными лучами камни слились вместе от скорости полета; затем изображение стабилизировалось, и внизу заскользили безошибочные признаки наличия жизни. Безошибочные – но и разочаровывающие. Это был ряд широко расставленных стройных колонн, располагавшихся метрах в тридцати друг от друга и имевших вдвое большую высоту. Они простирались вдаль, уменьшаясь в гипнотизирующем чередовании, пока горизонт не поглощал их.
Элвин повернул корабль вправо и помчался вдоль линии колонн, одновременно раздумывая, какой цели они могли служить. Колонны были абсолютно одинаковы, и неразрывной вереницей тянулись через холмы и долины. Не обнаруживалось никаких признаков того, что они когда-либо что-то поддерживали: колонны были гладкими, ровными и слегка сужались кверху. Внезапно линия круто свернула под прямым углом. Элвин проскочил несколько километров, прежде чем опомнился и развернул корабль в новом направлении.
Колонны продолжали непрерывно шагать по пейзажу столь же идеальным строем. Затем, километрах в шестидесяти за точкой поворота, они вновь резко повернули под прямым углом. Так мы скоро вернемся к началу, подумал Элвин.
Бесконечная цепь колонн настолько зачаровала путешественников, что когда она прервалась, они по инерции отлетели от места разрыва на несколько километров, прежде чем громкий окрик Хилвара заставил ничего не заметившего Элвина повернуть звездолет назад. Они медленно опустились, и пока корабль описывал круги над тем, что обнаружил Хилвар, в их умах стало зарождаться фантастическое подозрение – хотя поначалу ни один из друзей не осмелился о нем заговорить. Две колонны были сломаны у основания и валялись на камнях там, где упали. Кроме того, еще две колонны по соседству с ними были выгнуты наружу какой-то неодолимой силой. Пугающий вывод напрашивался сам собой. Теперь Элвин понял, над чем именно они летали: в Лисе он не раз видел подобное, но до сих пор ошеломляющая разница в масштабах мешала узнаванию.
– Хилвар, – спросил он, все еще с трудом осмеливаясь облечь свои мысли в слова, – ты знаешь, что это?
– Верится с трудом, но мы летим вдоль края загона. Эта штука – изгородь: изгородь, оказавшаяся недостаточно прочной.
– Люди, которые держат любимых зверушек, – проговорил Элвин с нервным смехом, каким многие заглушают страх, – должны быть уверены, что знают, как уследить за ними. Хилвар не отреагировал на его вымученную веселость; наморщив лоб, он разглядывал сломанную ограду.
– Не понимаю, – сказал он наконец. – Где на подобной планете оно могло раздобыть пищу? И зачем оно вырвалось из загона? Я бы многое отдал, лишь бы узнать, что это было за животное.
– Возможно, его бросили здесь, и оно вырвалось, потому что было голодно, – предположил Элвин. – Или что-то вызвало у него раздражение.
– Спустимся ниже, – заявил Хилвар. – Я хочу взглянуть на землю.
Они опускались, пока корабль едва не коснулся голых камней, и только тогда заметили, что равнина испещрена бесчисленными дырочками шириной в три-четыре сантиметра. С наружной стороны эстакады, однако, этих таинственных оспинок на земле не было: они прерывались у края изгороди.
– Ты прав, – сказал Хилвар. – Оно было голодно. Но это было не животное; более точно его следовало бы назвать растением. Оно истощило почву в своем загоне и было вынуждено искать свежую пищу в другом месте. Вероятно, оно двигалось очень медленно: на то, чтобы обломать эти столбы, возможно, ушли годы.
Воображение Элвина быстро дорисовало подробности, которых он никогда не смог бы узнать. Он не сомневался, что анализ Хилвара в основном правилен, и некий ботанический монстр, двигавшийся, возможно, незаметно для глаз, вел медленную, но беспощадную борьбу со сдерживавшими его барьерами.
Он все еще мог быть жив и бродить по этой планете, даже несмотря на прошедшие миллионы лет. Разыскать его, однако, было делом безнадежным – это потребовало бы обследования всей поверхности. Они провели бессистемные поиски в пределах нескольких квадратных километров вокруг места разрыва и нашли одно большое, почти ста пятидесяти метров в поперечнике, круглое поле оспинок. Здесь существо, очевидно, остановилось для еды – если только можно было употребить подобное слово по отношению к организму, который каким-то образом извлекал пищу из твердого камня.
Когда они снова взмыли в космос, Элвин ощутил странную усталость. Он видел так много, а узнал так мало. На всех этих планетах не было недостатка в чудесах, но то, что он разыскивал, давным-давно покинуло их. Он знал, что посещать другие миры Семи Солнц бесполезно. Если даже во Вселенной еще есть разум – где теперь он должен искать его? Он смотрел на усеивающую экран звездную пыль, понимая, что никакого времени не хватит, чтобы изучить все это.
Его охватило еще незнакомое прежде чувство одиночества и подавленности. Теперь он понимал страх Диаспара перед огромными пространствами Вселенной, ужас, заставивший его народ собраться в маленьком микрокосме города. Тяжело было осознавать, что в конце концов жители Диаспара оказались правы. Он обернулся к Хилвару, ища поддержки. Но Хилвар стоял, стиснув руки, взгляд его потускнел. Его голова была склонена набок: казалось, он, напрягая все чувства, прислушивается к окружающей пустоте.
