— Объясни, объясни.
И вдруг Горностай смолк и выпрямился, глядя в сгущающиеся сумерки поверх плеча барона. Там между деревьями обозначилась тонкая вертикальная, тускло светящаяся полоска, словно кто-то острым ножом взрезал темноту.
Барон, оглянувшись, разом утратил хладнокровие, вытянул морщинистую шею и высоким голосом закричал:
— Это они!
Все засуетились, становясь у костра полукругом. Горностай остался на месте, озадаченно крутя головой. Огонь быстро опадал и таял. Барон Щур-Риор тяжело дышал и напряженно смотрел, как сквозь прореху в темноте протягиваются узкие лучи. Арника зажмурилась — страх его был так велик, что превращался в телесную боль, вынести которую было почти невозможно. Наконец барон застонал и обернулся к Горностаю.
— Она сказала — возьми любого человека с Порубежья, он сделает! Ты… ты сделаешь, правда? — Он мучительно выговаривал слова, словно раненый.
— Сделать — что?
Барон протянул руку над костром:
— Вон там, между деревьями в темноте, открывается щель, и выходят Они. Их двое, всегда двое, с переменчивыми, как огонь, лицами. Они идут медленно, тишина становится густой, Они рассекают ее справа и слева от нас, заходят с двух сторон… мы любуемся звуком Их шагов, хотя знаем, что нет никакого звука, мы слушаем музыку Их походки, жадно вбираем глазами… пока Они движутся к нам, тихие, лучезарно прекрасные…
Он задыхался.
— Один из нас, тот, за кем Они пришли, встает Им навстречу, протягивает руки ладонями вверх. Они берут его справа и слева и уводят, точно ребенка, точно слепого, он шагает в свет между деревьями, доверчиво, ни разу не оглянувшись… мы не видим, куда его ведут, а он видит, иначе не объяснить… и этот отсвет… Я каждый раз угадываю, кто поднимется Им навстречу с раскрытыми ладонями, угадываю по отсвету, вдруг появляющемуся на лице, как раньше угадывал тех, кого убьют в ближайшей стычке… но тогда все выглядело иначе, совсем иначе, серая тень растекалась, разглаживала лицо, а сейчас… он будто смотрит на огонь… ходит, говорит, спит и в то же время тихо, неподвижно смотрит на пламя, оно отражается у него в глазах, я вижу… так продолжается день или два, а потом Они являются увести его…
— Я понимаю, о ком вы. Это аррины, существа сопредельного мира, — мягко сказал Горностай. — Раньше их можно было увидеть только на Порубежье, высоко в горах, где преграды между мирами истончены до предела. Это блаженные существа, их нечего бояться…
— Молчи, монах! Они забирают нас отсюда, вознаграждая за то, что мы когда-то остались здесь и выжили… Раньше я доверял Им, я твердо знал, что буду последним, что несколько дней одиночества и неизвестности оставили Они для меня, после того как уйдут все до единого… Может быть, несколько недель или месяцев, как испытание… Но сейчас, сегодня я знаю другое — Они оставят меня здесь навсегда. Не покажут, куда забрали Филина, Дейма, Живодава и прочих подонков… Я никогда не увижу чистого пламени, в которое смотрели они все. Я останусь здесь. Один. Вечно — смерти не будет — раздумывать, за что это мне… Так замыслили Они, но я разгадал Их намерение, и Они уже знают, что я знаю — Они слышат, что я сейчас говорю и чего требую у тебя. Пусть. Мне нечего терять… В отличие от тебя. Ты подчинишься. Ты спасешь меня. Ты должен.
Слегка отстраняясь от безумца, Горностай ответил, что сделает все, что в его силах, если ему развяжут руки и предоставят свободу передвижения.
— Да, да… — ответил барон и лично разрезал кинжалом веревку на запястьях Горностая.
— Мне нужен двуручный меч.
— А еще чего? — гаркнул кто-то из разбойников.
Барон не глядя приказал:
— Ташт, дай ему твой.
— Опасно. Мы видели его в деле, господин, — отозвался тот из сумерек.
— Молчать. Выполнять! — задыхаясь, произнес барон. — Сгущ, Острыщ, возьмите его на прицел.
Не взглянув на вскинутые арбалеты, Горностай принял меч из рук разбойника, пояснил:
— Их речь невозможно услышать, но она имеет большую власть над нами. Это желоб, по которому их голоса будут стекать в землю. Острие нужно вогнать в землю и хорошо держаться обеими руками за рукоять.
По его лицу невозможно было определить, правду он говорит или нет. Он был очень спокоен и торжествен. Отмерив десять шагов от костра к лесу, воткнул в землю меч и выпрямился в ожидании.
— Их глаза, глубокие и сияющие, не смотри в них. Заглянешь — они душу твою похитят, тогда ты уже не сможешь противостоять… — шептал барон.
Невыносимо медленно ползло время. Вертикальная сияющая нить впереди между деревьями превратилась в широкую ленту, в полотно слоистого света, что-то распахнулось внутри него, и две высокие фигуры, медленно скользя, вышли на поляну, и Горностай выпрямился им навстречу. Они остановились напротив него. Никто не слышал их беседы, а может быть, они говорили молча. Арника видела, как напряженно дрожал темный воздух между ними.
Горностай остался стоять, опираясь на меч, а двое неторопливо направились к людям, огибая костерок справа и слева. Они двигались прямиком к барону.
— О господи, — просипел он.
Арника ощутила дуновение света. Лучезарные существа склонились над ними, улыбаясь. Вернее, они сами были улыбкой, так же как были светом. Их длинные волосы и сияющие одежды развевались на неведомом ветру, похожие на легкие языки белого пламени. Некоторое время существа смотрели на барона с бесконечной добротой и печалью, потом взяли под руки Ташта, что располагался слева от него, и повели к распахнутому выходу из темноты.
— Нет! — страшно закричал барон им вслед. — Нет!
Существа вошли в свет, он медленно сомкнулся в тонкую нить и исчез. Несколько мгновений сумерки казались черной ночью, а огонь костра был тусклым и сумрачным. Люди барона все еще пребывали в зачарованном молчании, а сам он уже рванулся в темноту, в несколько прыжков достиг Горностая и бешено рванул его за плечо. Тот обернулся, и Арника подумала, что теперь меч у него в руках как нельзя кстати.
— Что ты им сказал? Что они ответили?
— Я попросил за вас.
— А они?
Горностай помедлил, не отводя взгляда.
— Они не ответили.
Барон отвернулся и не спеша пошел назад к костру. Арника видела, что мыслями он уже где-то в другом месте или в другом времени — более важном, чем настоящее, где ни ее, ни Горностая нет и в помине.
— Обоих. Убить обоих, — сказал он негромко и устало, будто велел убрать мусор.
Его люди не сразу сообразили, что это приказ, и этого промедления Арнике хватило.
Она вывернулась из-под чьей-то руки и прыгнула обеими ногами в чахлый костерок. Послав последний отблеск на лезвие меча в руках Горностая, огонь погас. Арника услышала, как возле уха свистнула, задев волосы, арбалетная стрела, и, пригибаясь, побежала к краю поляны.
