подошёл ко мне, присел передо мною на корточки и спокойно так, как будто ничего не произошло, спросил меня, но не о том, как я себя чувствую или что-то в этом роде, а – за что я сейчас готов был жизнь свою отдать? А я не знал, что ему ответить – не за что, просто так. Но это как-то нелепо погибнуть в драке просто так не за что, правда? Но я правда не знал тогда, что ему сказать, а теперь знаю – за Тебя!
– За Нас…, Игорь, здесь на диване хорошо, но дома лучше…, пойдём домой?
– Пойдём.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Прозрел когда – что я увидеть был готов?
Зачем Ты отворил все двери дома
Я не готов быть тем кем был Творец всегда!
Он – смог! Оставшись мне укором на века.
– Уйти готов оставив мир бессмертным?
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
***
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– На что мне жизнь коли творить не смею
Не жажду вечной жизни так как Он
Лишь радости хочу – её приемлю
Я не рождён как смерть – я сотворён!
– Лишь потому уйти готов без сожаленья?
– Здесь нет меня – здесь нет надежды
Не мир таков что воспитал меня
Я сам несу ту участь жизни
Что даром дал мне Человек
Прости меня что не оправдал свой век
Не стану отрицать что мир наполнен Ею
И смысл этого мне не понять во век!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Академик сидел один в своём саду перед небольшим водопадом и наблюдал за движущейся водой. Из-за кустов показалась фигура мужчины, неторопливо идущего по траве, подойдя к скамье, на которой сидел Академик, мужчина остановился и молча долго стоял не двигаясь.
– Это ты Олег? – Академик наконец спросил, не поворачивая головы.
– Да, я. Как вы себя чувствуете?
– Ничего, так себе…, наверное, даже лучше, чем обычно.
– Что случилось, вы разрушили обсерваторию…, зачем?
– Зачем? Потом сам поймёшь, это всё не сложно, наверное, от безысходности, всё, рано или поздно, этим заканчивается…, должно заканчиваться, даже у…, время тоже заканчивается. Знаешь, что я тебе хочу сказать… – у Академика в лице появилось что-то хищное, зловещее, – я бы тебе и близко не дал подойти к ней, но ты удивительным образом похож на одного человека…, может он это ты и есть? Опять пришёл…, чтобы посмотреть на свою работу? – Академик быстро повернулся и жёстко пристально посмотрел в глаза Олегу, – ну да, ты и есть…, и как тебе здесь, всё устраивает? Всем доволен…?
– Не понимаю, о чём вы?
– О том, что Оля моя правнучка.
– Мне даже в голову это не могло прийти…, – Олег удивлённо смотрел на Главного.
– Да, так, не бери в голову…, на самом деле я даже благодарен тебе. Я не люблю дочь, внука, не люблю тебя…, я никого не люблю! Нет не потому, что я чудовище какое-то или монстр, просто я не знаю, что такое любить или что-то в этом роде. Меня никогда никто не любил…, наверное, я не знаю. Садись рядом, нам надо поговорить…, садись, садись, мне необходимо кое-что тебе рассказать, это очень важно для меня…, и для тебя тоже. Разговор будет долгим…, очень долгим, последним.
Олег осторожно сел рядом на мраморную скамью и приготовился слушать.
– Ты знаешь, сколько мне лет?
– Нет, не знаю, но говорят, что вам больше ста.
– Больше, значительно больше…, тебе даже не представить насколько больше…, вот в чём вся трагедия… Но, как ни странно, я тоже был молодым и глупым, беззаботным… но, дело в том, что когда-то…, я был преступником…, но не это самое главное, а то, что я не стал, а всегда был им…, по своему рождению.
Олег от неожиданности застыл, не совсем понимая, что сейчас сказал Главный, как это возможно, он ведь воплощение мудрости и закона?!
– Я родился и вырос среди людей, где насилие и ложь была нормой, там вообще не было ничего человеческого, только насилие. В принципе потому и не могло больше ничего быть. Я плохо помню своих родителей, только смутные отрывки, они погибли, наверное, думаю, что их просто убили…. Я был приёмным сыном в одной семье…, то есть вырос среди бандитов. Но, более того, мой приёмный отец был одним из лидеров преступного мира…, вот в чём проблема. Несколько раз сидел в колонии…, к двадцати годам я уже лет пять провёл за решёткой…. Так вот, как-то вечером меня вызвал начальник колонии, в которой я тогда находился, вручил документ об освобождении, паёк на несколько дней, посадил одного в закрытый небольшой фургон и меня куда-то повезли. Ехали долго, очень долго, практически не останавливаясь несколько дней. Окон не было, я только в щёлочку пытался что-то разглядеть. Так вот в закрытой машине совершенно измученного меня привезли куда-то в горы, уже поздно вечером, почти ночью. Только помню, что, когда открылась дверь фургона и меня вели к большому проёму в скале, я краем глаза видел вдалеке очертания гор… и всё. Вошёл в большое и высокое каменное помещение без окон и за мной сзади закрылась железная дверь. С одной стороны, вдоль стены стоял ряд двухъярусных железных коек, посередине один большой длинный стол, вдоль противоположной стены – железные шкафы для одежды. Нас было в комнате человек тридцать, все такие же как я, лет по двадцать. Мы быстро разобрались, кто есть кто…, по мне так это тоже была тюрьма, только с особым режимом. Понимаешь…, – Академик замялся, подбирая слова, видно было, что ему с трудом даются воспоминания, он буквально заставляет себя говорить, – понимаешь, в той среде, где я вырос, очень сильна, скорее даже не сильна…, это не совсем точно, там единственная связь между людьми – это зависимость от насилия…, не силы, а именно насилия. Она основана не на том, что ты кого-то сильней, или ты более жесток, владеешь оружием или ещё чем-то, нет…, как бы тебе это более наглядно объяснить? Ну, вот нас там было тридцать человек, но, когда я подходил к камере, я точно знал только одно, что кто бы там не был сейчас внутри, они уже по звуку моих шагов знают, кто сейчас войдёт к ним, и что всё сразу изменится в иерархии, которая там сложилась до меня. Ты понимаешь, что это значит…? Без слов, даже без единого действия, только по звуку приближающихся шагов. Ещё не войдя, я уже там установил свой порядок, они не знают какой, но все безоговорочно знают только одно, что он будет таким, каким я
