А почему ему нельзя жить так же, как они? Во всем. Начиная с осознания своего человеческого достоинства, и заканчивая правом на одиночество.
«Бессмертным себя считаешь?» – прошелестело в голове.
«Не считаю, а знаю. Моя душа бессмертна. И будет вновь и вновь возвращаться в этот мир. Набравшись знаний и отдохнув у пращура Сварога».
«Ну, смотри…»
«А пошел ты на х…».
Ничего не предвещало беды. Она легко носилась по отделению детской больницы, которым заведовала уже довольно долго. Она все успевала, умудряясь решать кучу проблем, при этом никого не задевая и не обижая. Как это ей удавалось? Очень просто, сказал бы иной мудрец, ибо была она врачом от Бога, любившим свою профессию до самозабвения. Она много чего еще любила в жизни. И надо сказать, жизнь отвечала ей взаимностью.
И вот послала же после сорока лет такую Любовь, о которой можно только мечтать.
Радио что-то говорило, когда она на минуту заскочила в ординаторскую. И вдруг она отчетливо расслышала Его фамилию. «Верховный жрец Сварога. Председатель Союза русских инженеров профессор Чугунов». Что с ним? Какой взрыв? Какой теракт? Или несчастный случай? Переворот? Сопротивление?
Она вдруг потеряла способность понимать родную речь. Ноги подкосились, и она опустилась на стул.
Резко зазвонил мобильник.
– Елена Петровна…, – знакомый голос одного из молодых соратников Петра, «мальчишек», как называл он их.
– Елена Петровна…
– Это правда, Леша? – спросила она, даже не поняв, что означает «это».
– Да, Елена Петровна.
Трубка упала на стол.
– Елена Петровна, Елена Петровна, что с Вами – орал на столе мобильник.
Она как сомнабула подняла трубку.
– Да, я слушаю.
– Елена Петровна, много наших пострадали.
Он был по сути в горячке боя и даже не осознавал, какую страшную вещь сказал ей несколькими секундами назад. Но,… на войне как на войне. И надо было думать о живых.
– Требуется ваша помощь, – продолжал он. И в лечении, и чтобы спрятать нескольких наших.
Она была врачом от Бога. И Бог заставил ее придти в себя, когда надо было оказывать помощь людям. Этим мальчишкам, взвалившим на свои еще такие хрупкие плечи непомерную тяжесть борьбы за Светлую Русь.
– Конечно Лешенька. Что я должна делать?
Только тут он догадался, что же он только что сказал ей, подтвердив гибель Чугунова.
– Простите, Елена Петровна. Простите, если можете, мою бестактность. Но…
– Ничего Лешенька. И давай побыстрее к делу. Пока… пока я еще в состоянии говорить с тобой, – сказала она сглатывая судорожный ком в горле.
Они пошли в последний бой. Грязные, подлые, трусливые. На три дня Москва оказалась в их полной власти. Им уже было наплевать на легитимность. Если закон не на их стороне, значит к черту закон. Они сторонники закона и порядка, только если этот закон на их стороне. А сейчас они покажут всем, что закон на стороне тех, кто силен.
Сводными силами, общей численностью в пять дивизий они захватили столицу. Группа генералов МВД и армии объявила о захвате власти.
Но зерна чести и достоинства уже проросли в душах многих людей. Провинция не приняла новой власти. И после нескольких дней противостояния на местах, ринулась на штурм взятой захватчиками столицы. Не для демонстрации, а для бескомпромиссной войны шли на Москву колонны под знаменем со Свароговым квадратом. Этого невозможно было представить еще год назад. Но сейчас народ уже имел в лице новой религиозной организации структуру сопротивления. Свою собственную, которая в одночасье стала и властью и армией. А моральным авторитетом она была уже давно.
Узурпаторы растерялись. Они сопротивления не ожидали.
Столица была взята в плотное кольцо. Как назвать этих людей? Повстанцами? Но они воевали с узурпаторами. Защитниками Конституции? Но какой? Не столь же узурпаторской, как и те, кто ее сейчас попирали?
Нет, они воевали не за бумажки, написанные подлецами, трусами и дураками. А за основополагающие понятия Жизни – Честь, Достоинство, Свободу.
– Ставим ваши инфразвуковые установки вот здесь, – моложавый полковник со Свароговым квадратом над левым карманом ткнул карандашом в карту. – Какова предельная дальность их действия?
– Летальная?
– Нет, чтобы хотя бы на время вывести их из строя.
– Триста пятьдесят метров будет наверняка.
– Вот тогда и обработайте эти дома. Они превратили их в опорные пункты и перекрывают нам возможность прорвать их оборону в этом самом выгодном для нас месте.
– Есть! – Бомбодел в полевой подполковничьей форме старого образца выглядел так, как будто не расставался с ней никогда.
Вчера Василий сказал ему об этом. И Володя засмеялся.
– Одел свою старую полевую во второй раз в жизни.
Бои продолжались уже неделю. Было ясно, что стороны выдыхаются, и одна из них вот-вот предпримет попытку решить дело одним ударом.
– Что у нас с авиацией? – спросил на вечернем заседании штаба Бомбодел.
– Сохраняет нейтралитет. Как, кстати и большинство силовиков вообще. Фактически идет война между этими пятью дивизиями и ополчением из регионов, поддержанным различными частями. Хотя в сумме этих частей тоже набралось бы дивизии на три.
Но нам трудно сохранять управляемость нашей группировкой. Ополчение есть ополчение.
– А почему бы их не выманить вот сюда? – указал на карте Юра. – Они ведь хотят ударить по нашим основным силам. Вот пусть и бьют.
– А дальше? – спросил полковник.
– Давай Бомбодел, твоя очередь.
– У нас есть изделие килотонн на двадцать.
– Чего же вы до сих пор молчали?!
– Во-первых, надеялись обойтись без него. Во-вторых, не уверены в нем. Есть вероятность отказа. А в этом случае предложенный Юрой маневр весьма рискованный. Они вырываются за город, а потом, пройдя по тылам нашей осады, просто разгонят наших добровольцев ко всем чертям.
– Риск в данном случае оправдан. Тем более, что в городе ваше изделие все равно нельзя применять. А предпринимать нечто кардинальное все равно необходимо. Ситуация в стадии кульминации.
Но тогда встает вопрос о доставке.
– Есть несколько самолетов, полуспортивных.
– А они могут нести такой заряд?
– Он не настолько уж велик. Это вам не 1945 год.
– А кто полетит?
– Я, – сказал Василий.
– Успеешь уйти после взрыва?
– На войне, как на войне.
Его голубые глаза вдруг сверкнули сталью. Он всю жизнь хотел быть военным летчиком.
– Эх вы, повстанцы-любители.
– Во-первых, не повстанцы, а во-вторых, не такие уж любители – заметил Зигфрид.
Вдали грохотал шум боя.
