Он бросил блюдце вверх. Круче, еще круче. «Все, Василек, это предел». Хотелось еще круче уйти вверх, но он автоматически повиновался этому приказу.
– Отличная работа, Мстислав! – сказал руководитель испытаний. Особенно хорошо у тебя получилось выявить предельные возможности экстренного набора высоты. Как ты умудрился так точно воспроизвести расчетные данные, полученные чисто теоретически? Обычно любое изделие в первых циклах испытаний никогда не демонстрирует такое соответствие рабочих режимов предельным значениям.
– Инженерная интуиция, наверное.
– Да, дружище. А ты испытатель от Бога!
Когда он шел переодеваться, то вспомнил это непонятное «Василек». Кто ему так сказал? Откуда это?
«Из прошлой жизни, дружок, – прошелестело в голове, из прошлой жизни, Витязь Светлой Руси, Василий Локтионов».
Мстислав взглянул на солнце. У него было уникальное зрение и он иногда любил испытать себя, не мигая глядя на светило. И на фоне солнечного диска ему вдруг показалось, что он видит лицо святого кузнеца Сварога, в которого он верил с детства.
Был месяц май. Те первые дни, когда тепло уже установилось окончательно, и можно говорить о начале лета. Которое в это время представляется долгим, долгим, почти бесконечным.
Она шла по улице летящей походкой и ее каблучки, казалось, выбивали по асфальту какую-то задорную мелодию.
Это была ее первая студенческая весна. Зачеты были сданы, и до начала экзаменационной сессии оставалось три дня. Нет, она не была зубрилой и занудой. Скорее наоборот. Просто все ладилось у этой ладненькой умницы, любительницы танцев до упаду.
И сейчас она шла по улице, наслаждаясь весной и свободой этих кратких нежданных каникул. Строго говоря, она бы не подошла на обложку глянцевого журнала, но она была чудо как хороша. Гармонично сложенная, легкая, изящная, быстрая. Ее голубые глаза сияли и смеялись, делая лицо живым и выразительным.
Как и всякая женщина, она считала себя верхом совершенства. Хотя с непостижимым женским отсутствием логики частенько бывала собой недовольна. То ей хотелось быть чуть повыше, то чуть похудеть. Впрочем, усиленные занятия шейпингом и художественной гимнастикой в течение последнего семестра сделали ее и так неплохую фигуру почти идеальной.
И теперь она шла, ощущая упругость и легкость каждой клеточки своего тела.
Она почти автоматически ловила на себе восхищенные взгляды проходящих мужчин. И мысленно показывала им язык, говоря про себя: «Не для вас цвету, козлы».
Этого странного прохожего она поначалу просто не заметила. Мужчина лет тридцати. Почти старик с точки зрения девушки ее возраста (как мало они в эти годы еще понимают в жизни!). Среднего роста. Коренастый, почти квадратный. От него веяло силой и какой-то чугунной устойчивостью.
– Девушка…
Он почти заступил ей дорогу. Однако, каков нахал! Так нагло приставать средь бела дня! Впрочем, он говорил очень робко. Она чуть не рассмеялась от этого контраста угловатой, почти угрожающей фигуры и робости взгляда и тона.
Да и весь он был какой-то необычный, сочетающий в своем облике свойства несочетаемые. Грузноватый, но резкий и ловкий в движениях. Ужасно широкоплечий, но почти узкий в талии. Очевидно, сильный и даже агрессивный и как-то неуклюже робкий. С рубленными чертами лица, на котором были так необычны умные и добрые глаза.
Все это делало его даже несколько интересным. Хотя, если бы не это пикантное сочетание несовместимых черт, он вообще выглядел бы, мягко говоря, весьма посредственно.
– Девушка, извините ради Бога, но мы с Вами нигде не встречались?
Какое примитивное приставание! Следовало ответить что-нибудь резкое и отбрить нахала. Но она не смогла. Голова закружилась. Она как будто вспомнила этот голос и посмотрела на него глубоким взглядом зрелой, много пережившей женщины. Пережившей счастье и горе. Большое счастье и большое горе. Чужим, не своим, немного глуховатым голосом она ответила:
– В прошлой жизни Петрович.
Она не поняла смысла сказанного. Голова закружилась еще сильнее. Она пошатнулась. И он подхватил ее не давая упасть. Он как будто тоже что-то вспомнил. Он знал, что был виноват перед этой девочкой. Но не подлой и грязной виной. Он ее не предавал и не обижал, но, тем не менее, был причиной какого-то очень большого горя в ее жизни.
Он придерживал ее осторожно, как хрупкую вазу и смотрел на нее взглядом умной виноватой собаки.
– Простите, простите… Прости, родная, но я не мог поступить иначе, – твердил он как заведенный.
Как поступить, когда поступить, о чем идет речь, он не знал. Но почему-то был уверен, что говорит правильно.
Как приятно и сладко было в кольце рук этого доброго грубияна. Как долго ждала она этой встречи. Слезы хлынули из ее глаз.
– Скотина, собака (Боже, что я несу этому незнакомому и солидному человеку!). Тумба чугунная… – Она стукнула своим кулачком в его твердую, как железо грудь. Милый, любимый, родной…
И вдруг совершенно неожиданно и непонятно для себя самой сказала, улыбаясь сквозь слезы:
– Как был дурак, так и остался. Хоть бы поцеловать догадался.
Он едва коснулся губами ее щеки осторожно и нежно. Люди обтекали эту странную пару, которая то ли ссорилась, то ли мирилась, то ли плакала, то ли смеялась.
А потом они пошли по весенней улице, взявшись за руки, как дети. Пошли по своей земле, своей Светлой Руси, не так уж давно по историческим меркам отвоеванной их отцами у имперской сволочи.
И так потом никогда не могли вспомнить, что же говорили они друг другу в ту свою первую встречу.
Великий Сварог смотрел с небес на своих внуков. В прошлой жизни они были верны своим Богам. Они верили в бессмертие души и не предали заветов своих предков. Они не дрогнули и до дна испили предназначенную им чашу. Они заслужили свое счастье. Сварог был уверен, что их души слишком благородны, чтобы недостойно воспользоваться этим счастьем. Они воистину выковали свою нынешнюю судьбу…
Взрывными технологиями, – усмехнулся про себя старый кузнец.
Москва-Александров 2005