— Почему мы не можем стать такими, какими были тогда? — все спрашивал и спрашивал он.
— Но ведь тогда я только что приехала оттуда, Бен Ата.
— Но ты ведь все-таки оттуда! Или откуда?
— О нет, Бен Ата, я больше не оттуда. Уверяю тебя, я уже не оттуда.
И она уцепилась за мужа обеими руками, как будто тонула и ее мог спасти только он — активными действиями.
У Эл-Ит было такое ощущение, что если Бен Ата сейчас не сотрет ее в порошок, не сокрушит, не собьет с ног, не проникнет в нее глубоко, не снимет с нее напряжение, она просто лопнет, сойдет с ума. А почему — не имела ни малейшего понятия. Это все Зона Четыре! И никуда от нее не деться.
И тем не менее Эл-Ит все время прислушивалась — не умолк ли барабан, полная надежд, что когда-то же он замолчит, рано или поздно она сможет ускакать обратно в свою страну, снова стать самой собой.
Наступит такой день, барабан смолкнет, и она будет свободна.
Эл-Ит даже представила себе, как, восстановившись в атмосфере прохладного свежего воздуха, обретя свой истинный облик, она сможет потом опять встретиться с Бен Ата, и у них снова будет всё это, — именно то, о чем муж вспоминал с таким восхищением.
Но, хоть ее и обуревали эти мысли, Эл-Ит не верилось, что подобное хоть когда-то осуществится.
А потом случилось вот что.
Как-то утром Бен Ата оставил свое войско и поскакал вверх по холму, но не обнаружил Эл-Ит в павильоне и отправился искать жену в парк. И увидел ее там вместе с ребенком на противоположном берегу длинного пруда, на круглой белой платформе-помосте. Его отделяла от них только завеса брызгающей воды, барабанный бой бил Бен Ата в уши. Позади Эл-Ит стеной стояла вода — это плескали фонтаны овального пруда. В воздухе витал аромат лавров. В лучах солнца блестела влажная зелень парка. Солнечный свет, казалось, лился отовсюду. По всему парку разносилось эхо барабанного боя. И там, в самом центре этого золотого сияния и барабанного боя, находилась Эл-Ит. Аруси лежал рядом с матерью на подстилке из сине-белой ткани. Казалось, от нее самой исходил ослепительный свет. Из-под задравшегося желтого платья виднелись загорелые ноги и тонкие руки. Эл-Ит наклонилась над ребенком, очень сосредоточенная, в этот момент для нее исчез и он, Бен Ата, и весь мир. Он даже не старался ступать потише, но топот его тяжелой солдатской походки заглушался шумом барабана и плеском воды в фонтанах, и Бен Ата сумел приблизиться незамеченным. Он стоял совсем рядом, но Эл-Ит его не замечала. Она сосредоточилась и вся ушла в созерцание сына. Ребенок размахивал крошечными ручками и ножками, довольно ворковал, греясь в лучах материнского обожания. И Бен Ата с горечью в сердце ощутил свою неуместность. Казалось, Аруси излучал радость жизни и любовь. Эл-Ит прикоснулась к его ножкам, обхватила их ладонями и стала поглаживать, водя по ним руками вверх и вниз. Она всматривалась в личико малыша, для чего наклонялась низко, так пристально, придирчиво, с такой заботой, какой Бен Ата раньше в ней не замечал. Уж на него-то она никогда так не смотрела! Бен Ата стоял там, буквально затаив дыхание, твердо решив понять, что она делает, — потому что знал: ему это необходимо, иначе его буквально задушит ревность. — Эл-Ит стянула с ребенка одежду, оставив его совершенно голым. Он был белокожим, и рядом с энергичной загорелой матерью выглядел медлительным и неуклюжим. И Бен Ата был вынужден неохотно признаться себе: ему была подсознательно неприятна нагота сына. Хотя одновременно, он испытывал и любопытство, источник которого был ему не понятен. Что тут может быть любопытного? Ему казалось, будто его подсознание протестует, говорит нет… мальчик был прекрасно сложен, нормальный здоровый ребенок. Бен Ата внимательно рассмотрел его гениталии, — как он и предполагал, они были копией тех, какими обладал он сам. Но при их виде он почему-то сильно смутился. Зачем это она так обнажила ребенка?
Эл-Ит строгим взглядом придирчиво осмотрела тельце своего сына, пристально, стараясь не пропустить ничего, ни одной складочки или ямочки… и все поглаживала малыша, и водила вниз и вверх по его ручкам и ножкам. Душа Бен Ата заныла, он остро ощутил свое одиночество… Будет ли она трогать гениталии ребенка? Он в испуге ждал. Но Эл-Ит этого не сделала. Вообще во время этого осмотра мать как будто искала доказательства чего-то, — на этой мысли с удивлением поймал себя Бен Ата. И тут Эл-Ит прижалась лицом к тельцу ребенка и засмеялась, а он схватил мать за волосы, изо всех сил лягался и тоже смеялся. Наблюдая эту идиллическую сцену, Бен Ата сказал себе, что с ним-то она не обращается с такой радостью, не прижимается лицом к его-то животу… он вообразил себе на миг прикосновение ее ресниц к своему телу, и испытал отчаяние пополам с гневом. Но все же вспомнил один случай, когда Эл-Ит была такой с ним в постели, — правда, очень давно. Да, это у них было, но, увы, все в прошлом. Сейчас она только и умела, что цепляться за мужа и беспомощно к нему приникать, как бы моля о спасении. Мать перевернула малыша на животик, и тот силился подняться на коленки, но не сумел, а Эл-Ит все продолжала свой долгий ритуал любовного осмотра или служения. Или это было страстью? Она осторожно положила указательный палец под коленку малыша, как будто отыскивая пульс. Затем осторожно взяла в ладони его маленькие ягодицы. Поцеловала малыша в затылочек. Она поглаживала плечики ребром ладони. И она, словно бы, полностью загородила ребенка от всего мира, словно свою собственность, когда наклонилась над ним: гибкая, смуглая молодая девушка в своем солнечном платье, волосы ее на солнце переливались радугой. И этот крупный бледнокожий младенец, казалось, не имел с ней ничего общего, выглядел самозванцем — и Бен Ата подозревал, что это неправильно, видел какое-то даже извращение в том, что Эл-Ит владела им и обращалась с ним так, как он только что наблюдал… А ведь она до сих пор так и не заметила мужа. Хотя он стоял теперь прямо над ней, и падавшая от него тень доходила почти до края круглой белой платформы. На которой, как теперь ему казалось, он и Эл-Ит совокуплялись сотни раз. Эта каменная кладка была декорацией для их любви, давно, когда-то в прошлом…
И вдруг Аруси, все старавшийся подтянуть под себя коленки, чтобы опереться на них всем своим весом, добился своего — коленки больше не выскальзывали из-под мальчика, они его удержали, и он поднялся на четвереньки, как маленькая белая собачка, подумал Бен Ата. И задохнулся, переполненный эмоциями. До чего уязвим этот крошка! Ну да, его можно убить, просто схватив и бросив головкой вниз на белый мрамор. Пока он размышлял таким образом, ребенок схватился за волосы Эл-Ит, подтянулся — и встал на ножки. Глаза у Бен Ата покраснели от ярости. Но он взял себя в руки, успокоился и, когда обрел способность видеть, увидел, что Эл-Ит с улыбкой смотрит на него.
