— Вот, возьми, — смущенно прошептал Пятнадцатый. — Я не чувствую холода.
И отдал мне свое пальто.
Элис наблюдала, как я сгребаю навоз в ведро. Она посматривала на меня сквозь шерсть, падающую ей на глаза.
Пятнадцатый бросил последний пучок травы на землю. Я увидел первых посетителей, которые смотрели на нас и Элис через стекло. Набралось уже семнадцать человек, включая Луиса. Он успевал приглядывать и за публикой, и за мной.
— Он не даст нам уйти, пока Элис не устроит небольшое представление, — сказал Пятнадцатый. — Продолжай уборку и держись подальше от стен. Тебе понадобится место для маневра.
Он указал на стекло. За ним собралось уже сорок два человека, и посетители все подходили.
— Они ждут происшествия, — сказал Пятнадцатый. — Просто обожают это. Если бы мы были людьми, они бы относились к этому по-другому. Но мы не люди. Они знают, что мы не испытываем ни боли, ни страха. Мы для них что-то вроде роботов.
— Но Элис чувствует и боль, и страх, и люди это знают.
— Большинству наплевать. Не все равно тем, кто каждый день митингует у стен зоопарка. Но их больше волнуют неандертальцы.
— Неандертальцы?
— Отавная местная достопримечательность. Им даже не нужно быть жестокими. Люди приезжают со всего мира, чтобы на них посмотреть.
На мгновение Пятнадцатый перестал разбрасывать сено и выпрямился. Он впервые оторвал взгляд от Элис. А я вдруг услышал какой-то звук снаружи. Вначале я подумал, что это шумят посетители, которые смотрят на нас сверху через прозрачную стену в южной части вольера. Но это было невозможно. Стена была из аэрогеля, а этот материал не только прозрачен, но и прочнее железа, выдерживает любую температуру, и звукоизоляция у него отличная. Люди слышали, что происходит в загоне, с помощью крошечных микрофонов, прикрепленных к наружной части загона, а мы и Элис посетителей слышать не могли. Загон находился в самом начале Зоны Возрождения, значит, звук шел не из зоопарка, а с улицы, из-за высокого титанового забора. Я посмотрел наверх: на магнитных треках не было ни одной машины или автобуса. Странно, обычно все треки с утра забиты транспортом.
Отдельные голоса объединились в хор, который становился все громче:
— Свободу неандертальцам! Скорей! Скорей! Скорей! Свободу неандертальцам! Скорей! Скорей! Скорей!
— Сегодня рано начали, — сказал Пятнадцатый, снова переводя взгляд на Элис.
Я вспомнил, как манифестанты ворвались в дом мистера Касла, как пробегали сквозь голографического единорога.
Раздался резкий гудок, громкий звук сильно испугал Элис. Она начала метаться как безумная то вперед, то назад и размахивала огромными бивнями, словно сражаясь с невидимым врагом. Мы попали в ловушку. Я поднял голову: люди смотрели на нас, улыбались и подталкивали друг друга локтями. Они были явно довольны: вот-вот случится что-то интересное.
— Началось, — сказал Пятнадцатый. — Но мы еще можем выбраться отсюда.
И мой напарник заковылял к выходу. Я последовал за ним.
— Открой дверь, — сказал Пятнадцатый.
Дверь оставалась закрытой.
В моем сознании всплыл голос Одри. Она говорила, что все будет хорошо.
Пятнадцатый нажал кнопку, но дверь так и не открылась. Мы давили на кнопку снова и снова, но все без толку. Пятнадцатый обернулся к стеклу.
— Луис, ты меня слышишь? Видишь, что происходит? Нам нужно выйти отсюда. Дверь заперта, а Элис испугана. Она боится шума, который подняли митингующие. Луис? Луис? Ты слышишь меня? Здесь небезопасно!
Пятнадцатый говорил быстро, но никаких признаков страха в его лице я не заметил. Того страха, который медленно зарождался внутри меня.
«Я ничего собой не представляю, — пытался убедить я сам себя. — Я такой же, какой любой другой Эхо. Просто усовершенствованный робот. Я не могу бояться, у машин нет страха. На 99,9 % я машина, а оставшиеся 0,01 % уничтожены Я ничего не чувствую, ничего не боюсь, ни о чем не беспокоюсь…»
Еще один резкий гудок.
Я обернулся и увидел Элис.
Она то ли рычала, то ли выла, перекрывая звук сирены. Потом поднялась на дыбы, и я заметил бледно-красные отметины, которыми были покрыты ее брюхо и ноги. В этих местах ее прижигали электрошокером. Она пробежала вперед к стене, потом развернулась, как будто исполняла какой-то неуклюжий танец, и помчалась в нашу сторону. Я отскочил в сторону, но Пятнадцатый остался у двери, потому что Луис наконец-то ответил.
— Ох, Пятнадцатый, ты же понимаешь, что с моей стороны будет крайне безответственно открыть дверь, когда Элис так мечется в загоне.
Я услышал его слова, когда бежал к камню, чтобы спрятаться. За дверью, ведущей к выходу, была еще одна, и Луис вполне мог открыть хотя бы первую. К тому же дверной проем был в пять раз меньше мамонта. Элис никак не могла вырваться наружу.
Она ни на секунду не переставала метаться. С разбегу врезалась в ствол одного из деревьев, растущего в загоне, тот накренился и треснул пополам. Дерево упало и придавило мне ногу. Пятнадцатый попытался помочь, но ему не хватало сил. Я видел, что у него за спиной Элис готовится к новой атаке.
— Лучше уйди с ее пути, — сказал я Пятнадцатому.
Он обернулся, увидел, в какой опасности находится, а потом снова посмотрел на меня.
— Нет.
— Пожалуйста, — попросил я. — Она же тебя затопчет.
Но Пятнадцатый продолжал тянуть дерево, а я пытался его прогнать. Это не поддавалось никакому объяснению. У него не было никаких причин помогать мне. Да, вдвоем легче отбиваться, но сейчас он подвергал себя смертельной опасности. Я мельком глянул на посетителей, которые смотрели то на меня, то на Пятнадцатого, то на Элис. Их было уже больше сотни. Они глядели на нас, разинув рот, и смеялись — наверняка еще и снимали происходящее на информационные линзы. Один мужчина в распыленной на кожу спецодежде, с ментальным проводом, тыкал в меня пальцем и хохотал.
Нам все-таки удалось сдвинуть дерево. Вместе. Я с трудом встал, чувствуя небольшую боль. Пятнадцатый уставился на меня. Он был в таком же замешательстве, как и наблюдавшие за нами люди. Я знал, что он тоже спрашивает себя, зачем он это сделал. Почему поставил свое существование под угрозу, чтобы защитить другого Эхо. Зрители тоже не могли этого понять; они перестали смеяться.
— Луис не выпустит нас из-за протестующих, — сказал Пятнадцатый. — Мы отвлекаем на себя внимание людей, пока полиция не разгонит митинг. А на это могут уйти часы. Он продержит нас здесь весь день. И все это время нам нужно держаться подальше от Элис.