Ульяна Соболева - Позови меня…

На глаза легла горячая ладонь, и я резко выдохнула. Вернулся! От радости сердце забилось о ребра, и я не сдерживала эту ненормальную пульсацию счастья. Я отдавала ее ему. Чтобы знал, насколько рада его возвращению. В мозг ворвался тихий вкрадчивый голос:

«Шрамы — не просто напоминания, Лия… Шрамы — это материальная форма боли. И каждый раз, прикасаясь к ним кончиками пальцев, ты не просто вспоминаешь, как я их наносил тебе… Балансируя на тонкой грани безумия, ты представляешь, где в следующий раз я захочу ласкать тебя острием металла…»

Откинуть голову ему на грудь, наслаждаясь запахом, который врывался в легкие толчками ядовитого кислорода.

«Представляю… нарушая твой запрет…»

Рывком развернул к себе и зарылся пятерней в мои волосы на затылке, шумно втянул мой запах и закрыл глаза, заставляя застонать от восторга, провел большим пальцем по нижней губе, оттягивая ее вниз.

«Ты же понимаешь, что теперь ты покажешь мне, КАК ты его нарушала… Радуйся тише, маленькая… Наказаний нужно бояться».

Улыбаюсь, жадно приникая к его губам и обнимая сильно за шею. Он не говорит, что скучал, а я читаю это в его глазах, вижу по пыльной одежде, которую не сменил, а сразу пришел ко мне.

«Я хочу бояться… заставь меня…»

«Можешь в этом не сомневаться…»

От звука хриплого голоса по телу прошла волна тока. Обостряя все чувства, заставляя моментально испытать дикую жажду, посмотрев в глаза Нейла, увидев там обещание… нет, не Рая. Он никогда не обещал мне Рай. Обещание адского наслаждения. Голодный. Принес этот голод мне, чтобы утолить со мной. Стало трудно дышать.

Запястья обвивает веревка, впиваясь в кожу. Беспомощная, и в то же время с той самой властью, отражающейся в его безумном взгляде. Он любуется произведением искусства, живым холстом, растянутым посредине спальни, все еще в обертке-одежде, едва доставая носками до пола, извиваясь на веревке, протянутой через ажурную, бронзовую балку под потолком.

Доверяю ли я ему настолько? Страшно ли мне? Но вопрос не в доверии, а в желании получить от него все и позволить забрать тоже все. Я зависима от того чувственного наслаждения, которое Нейл выбивал из моего тела, выжимал, вместе с болезненными оргазмами, стонами и криками. Он научил меня отзываться на призыв мгновенно. И, глядя сейчас в его черные зрачки, я знала, что буду кончать, и буду кончать от того, что он собрался сделать со мной. Скоро я не смогу дышать, только задыхаться.

Сделал несколько шагов ко мне и демонстративно втянул мой запах. По телу прошла дрожь возбуждения от того, как затрепетали его ноздри. Хищник… отлично знает, как на меня действует. Ущипнул за твердый сосок, и мне показалось, я уже готова взорваться. Наклонился к груди и прикусил другой, заставляя взвиться от возбуждения и сжать губы, чтобы не застонать. Скользнул рукой под подол юбки и сорвал трусики, сунул в карман. Я нервно сглотнула, вздернула подбородок. И это он знает… знает, как мне нравится его власть надо мной, как это сводит меня с ума.

Я тоже научила его, что боль может нравиться. Не только ему, а и мне тоже. Потому что Нейл никогда не отдавал только страдания, он смешивал адский коктейль из нежности, жестокости, грубости и утонченной, изысканной ласки. Иногда шептал на ухо слова, от которых закрывались глаза и дрожали ресницы, а потом вдруг резко грязные ругательства и снова нежно и ласково… Бешеный контраст.

— Моя сладкая малышка! — не сдержался, набросился на мой рот, зарывшись рукой в волосы, прижимая к себе и углубляя поцелуй, вторгаясь, проводя языком по зубам, дразня небо, кусая губы. Это уже секс, то, как он целует меня, намеренно совершая во рту толчки языком, вызывая острые ассоциации, заставляющие влагу стекать по внутренней стороне бедер.

Почувствовала властную руку на затылке и застонала, жадно отвечая на поцелуй изнывая от желания, чтобы он взял меня сейчас. Но понимала, что нет, не возьмет, эта пытка будет длиться так долго, пока Нейл не решит, что хватит. Он отпрянул от моих губ, и я разочарованно всхлипнула.

— Скучала по мне, девочка? Голодная?

Нет, не скучала, я с ума сходила, когда не чувствовала его присутствие хотя бы час. Несколько дней были пыткой, разбавленной мучительной бессонницей, когда уснуть можно только под биение его сердца под щекой.

— Да, — опуская ресницы, — очень скучала… очень голодная… — Щеки вспыхивают от собственной дерзкой откровенности.

Открыла глаза и смотрю на него затуманенным взглядом, уже пьяным от ожидания.

Веревки впиваются в запястья, распятая, задыхаюсь от нетерпения и сумасшедшего желания, чтобы прикоснулся. До боли налилась грудь, и напряглись соски. Запрет вламывается в сознание. Молчать. Только чувствовать и вдыхать его запах. Вздрогнула, когда снова ощутила прикосновение ладони, на груди, намеренно задевает напряженный сосок, а потом его горячий рот на самом кончике, через материю. Дернулась, выгнулась за лаской и почувствовала, как рука Нейла скользнула ниже по животу, к скрещенным ногам. От предвкушения пересохло в горле.

Коснулся ткани юбки и удовлетворенно усмехнулся:

— Моя девочка мокрая… Уже хочешь меня, Лия! — Погладил через ткань, с силой прижимая ладонь к складкам плоти. Другой рукой продолжая ласкать грудь. Разодрал блузку от горла до пояса, и кожи коснулась прохлада, заставляя соски сжаться еще сильнее, умоляя о ласке, и извиваться на веревках, без возможности просить не останавливаться, прикоснуться еще.

Звук чирканья зажигалки по оголенным от предвкушения нервам. Я уже начала задыхаться, покрылась испариной нетерпения, в горле саднит, я то сжимаю, то разжимаю пальцы и невыносимо хочу, чтобы он меня взял, разодрал на части.

В длинных пальцах свеча и Нейл проводит ладонью над огнем, лаская пламя, которое беснуется отражением в черных безднах его расширенных зрачков. Ожидание боли иногда сильнее и страшнее самой боли. Смотреть, как он играет с огнем, как воск стекает между его пальцами, а он даже не вздрагивает, а смотрит на меня, чуть прищурившись, выжидая, а потом медленно наклоняет свечу, и я дергаюсь от резкой боли, вижу его взгляд: горящий, голодный, темный, полный черного желания, ощутимого на физическом уровне насыщенного мрака. Капли воска застывают на моей коже, вызывая острое покалывание от ожога и в тот же момент дикое, извращенное наслаждение. Да, я полюбила боль от него. Само осознание этой безоговорочной, абсолютной власти и контроля сводили меня с ума.

Нейл врывается в мое лоно пальцами, растягивая, проникая резко и глубоко, и я хочу закричать, но не могу… Внутри нарастает жар, я плавлюсь, горю, изнываю и изнемогаю, как эта свеча в его руке. За каждое вторжение пальцами, несущее наслаждение, по капле воска на воспаленной коже. Ожог и ласка. Невыносимо хочется орать, но запрет не дает произнести ни звука, и рот открывается в немом крике. А он впитывает мою боль, он ее ест, глотает, и его дьявольский взгляд дымится от удовольствия. Нескончаемо долго, мучительно долго, не давая долгожданной развязки, остужая горячими каплями и снова лаская то нежно, то грубо.