мысли и не только читать. Я всего лишь подумываю стать таким, как все (невелико преступление), а его мечты вообще никуда не годились.
Закончилось кино печально. Всемогущее инопланетное устройство исполнило подсознательные просьбы. Умные фильмы счастливо не заканчиваются. Интеллектуалы любят, когда плохо.
Но у меня появилась мысль. Я понял, что я есть то, чего я хочу, что мне нравится, что для меня важно в обычной жизни, а прячущееся глубоко в моей черепной коробке — не совсем я, и если там обитает что-то зловредное, сохранившееся в тысячелетней генетической памяти, то с ним надо бороться и не винить себя за его существование.
Это как страх — встречаются люди, которые ничего не боятся, непробиваемые от природы, а если ты не такой, то просто сопротивляйся дрожи в коленках и старайся со временем измениться. Может, мои далекие предки поедали пленных врагов и удовольствие от кровавого ритуала до сих пор живет у меня где-нибудь под темечком. Но я за это не отвечаю! Никого я съесть не хочу, даже если подерусь с ним. Поэтому говорить "на самом деле ты хочешь другого" глупо и неверно.
Думал и раньше об этом, но все равно разбил ни в чем не повинный прибор. Обиделся на железяку.
16
Третий КПП. Мы глубоко зашли в эти безумные тоннели и уже устали бояться.
Устали, но боимся! Из последних сил.
Пропускной пункт вырублен в стене, закрыт решеткой, внутри стол и телефоны. Лампа зажглась, чуть-чуть отогнала темноту.
"Докладываю Вам, что сегодня в полночь рядовой К. неожиданно впал в транс и сказал: я никто, я жил всегда, я вечен, мне нравится в этом теле, коммунизм — нескоро. Потом очнулся и не вспомнил, что с ним произошло. Жду Ваших указаний".
"Дежурному на КПП. Приказываю сидеть за решеткой и никому ночью не открывать, даже если придет кто-то похожий на командира части и замогильным голосом потребует впустить его. В таком случае следует позвонить командиру части в спальню, и если он возьмет трубку, считать настоящим командиром того, с кем разговариваешь по телефону, а не того, кто сейчас грызет прутья решетки. На пришедшего приказываю не обращать внимания и заниматься работой с документами. Он повоет, поскребется, пожалуется на жизнь и уйдет к себе в темноту. Командир части 51–17".
В журнале пришествий осталась единственная страница, и на ней две записи.
"Г. прошел сквозь стену и не вернулся."
"В. не умер. Он нашел Истинный Путь и скрылся под землей."
17
— Надо опять тянуть спичку, — сказал я. — Или возвращаться без всяких спичек. Чем дальше, тем хуже с рациональными объяснениями. В подземельях у них плохо получается. В темноте все какое-то ненаучное.
— Д-да, пора обратно! Давно уже!
— Пока ничего особо страшного мы не встретили, — возразил Артем.
Вошел, однако, во вкус.
— Еще пройдемся, — добавил он.
Но тут впереди что-то послышалось. Причем несколько раз. Что-то короткое, царапающее, словно бледные костлявые руки высовывались из-под кровати и хватали когтями подушки. А потом шорохи. Наверно, обладатели рук из-под кроватей поползли.
— Что это? — содрогнулся я.
— Не знаю, — ответил Артем. Уже другим голосом. Напряженным и задумчивым.
Мы посветили фонарями — ничего. Ни одной двери в той части коридора. Серый пол, провода вдоль стен, умершие лампы на потолке.
И вдруг свет фонариков начал тускнеть. Всех трех сразу.
— Не может быть, — пробормотал я. — Наукой не предусмотрено. Она не разрешает.
Мы лихорадочно застучали фонариками по ладоням, защелкали кнопками, но ничего не помогало. Свет гас, как заколдованный.
Глеб включил лампу — она только что горела не хуже любой другой, стоящей на столе учителя в школе, чиновника в администрации, да кого угодно — но теперь, едва вспыхнув, она тоже стала жутко и печально меркнуть.
— Не может быть, — повторил я.
А потом в темноте раздались шаги. Неровные и неуклюжие. Кто-то шел и спотыкался.
Разучился за долгие годы ходить. Спал и видел сны, а тут пришли какие-то люди и разбудили. Зря они это сделали, подумал он. Теперь останутся здесь со мной. Через секунду заковылял еще кто-то, и еще. Целая толпа из-под кроватей выбралась.
— Бежим, — крикнул Артем, и мы помчались что было сил, освещая себе путь почти погасшими фонарями. Как далеко мы от входа!
18
— Ст-тойте, — через несколько минут выдохнул Глеб.
Мы остановились. Ноги горят, требуют пощады.
— Н-нас догоняют.
Глеб прав! Шаги теперь гораздо ближе. Они стали быстрые, суетливые. Я решил, что нас преследуют на четвереньках. Может, не постоянно, но иногда точно опускаясь на руки.
Пока что никого не видно. А может, мы вообще никого не увидим. Даже когда нас схватят, ведь фонарики скоро потухнут.
Глеб достал из кармана коробку спичек, расстегнул рюкзак и вытащил бумажный сверток с прикрученным к нему фитилем.
Поджег его и бросил. Сверток секунду погорел и взорвался яркой вспышкой.
Огонь ослепил нас, и мы едва успели заметить метнувшиеся назад силуэты. Кто это — не поймешь. Не люди и не чудовища, а тени. На стенах, на полу, на потолке. Тени чудовищных невидимых людей. Высокие, маленькие, худые и толстые. Изогнулись, скрючились от пламени.
Тенелюди. Тенесущества. Поедатели света. Они точно есть, они не выдумка. Или ожившая выдумка.
Откуда у Глеба петарды? Почему он о них не сказал? Но сейчас спрашивать некогда.
— Быстрее! — опять крикнул Артем.
Понеслись изо всех сил к первому КПП. За ним атомные ворота и лестница. Успеем.
Но еще раз пришлось кидать светящуюся бомбу, и снова черные силуэты отпрыгнули в темноту.
Ворота открыты. Насмешливо интересуются — что, поиграли? Хватит?
Да, вполне достаточно. Фонарики потухли, однако наверху, над лестницей, маленькое светлое пятно. Побежали к нему. За спиной ничего не слышно. Погоня прекратилась?
Мы выскочили на поверхность, но дух переводить некогда, поэтому быстрее к воде. Сиганули в лодку и заработали веслами. А луна в небе — спокойная и неподвижная. Такая же, как всегда.
— Н-не см-мотрите, — почему-то
