энергия, желания, дух; для Воздуха - интеллект, понимание, разум; для Земли - стимулы, материальный мир, тело; для Воды - эмоции, вера, душа. Блок и Белый не были исключением. При более близком контакте двух поэтов всплывали как различия характеров и темпераментов, так и разница в их эпитетах, метафорах и способах их взаимодействия с внешним миром. Вот как эти глубинные сходства и контрасты воспринимала их общая "конфидентка" Зинаида Гиппиус (Скорпион, Вода): "Трудно представить себе два существа более противоположных, нежели Боря Бугаев и Блок. Их различие было до грубости ярко, кидалось в глаза; тайное сходство, нить, соединяющая их, не так легко угадывалась и не очень поддавалась определению".
Гиппиус поясняла, что различия между Блоком и Белым сводились к тому, что "чувствовалась иная материя, разная природа", а сходство состояло в том, что оба поэта казались "скажем прямо, людьми 'ненормальными'".
Гиппиус с присущей ей поэтической лаконичностью рисовала текучий, как вода, портрет Белого и его: "бесконечно льющиеся водопадные речи" с жестами и "лицом вечно меняющимися". Позднее Илья Эренбург (1891-1967, Водолей, Воздух) тоже будет использовать "водные" метафоры, чтобы воссоздать портрет Белого: " Он - блуждающий дух, не нашедший плоти, поток - вне берегов. ... В его ритме нет ни биения сердца, ни голосов земли. Так звенят великолепные водопады высоко, там, где уже трудно дышать, где простой человеческий голос звучит, как рог архистратига, где слезы, теплые, людские мгновенно претворяются в прекрасные, блистающие, мертвые звезды".
Удивительную огненность Блока описал Андрей Белый в первый же день их встречи. Относящийся к стихии Воды Белый ожидал в своем собрате увидеть глубину мистицизма и сентиментальности. Не обнаружив ее, он писал:
"Но - лучезарность была; он ее излучал и, если хотите, он ей озарял разговор; в нем самом озаренности не было, но из него расширялось какое-то световое и розовое тепло (темно-розовое порою); физиологическое и кровное; слышалась влажная почва, откуда-то проплавляемая огнем; а 'воздуха' - не было; физиологичность души его при отсутствии транспарантности 'озарений' производила страннейшее впечатление; и - подымался вопрос: 'Чем он светится?' Какие-то радиоактивные силы тут были (преображенности, взрыва?)"
То, что Белый описал как видение своего сердца, Корней Чуковский ( Овен, Огонь, 1882-1969) изобразил чуть ли не поэмой в прозе о роли Огня в творчестве Блока:
"И единственным огнем его ночи была та, кого он называл Лучезарная. Все, что есть в природе огневого и огненного, было связано для него с ее образом, а все, что не она, было тьма. Стоило ему упомянуть о ней, возникало видение огня: либо светильника, либо горящего куста, либо зари, либо маяка, либо пожара, либо звезды, либо пламени. Он часто говорил о ней, как о чем-то горящем: 'ты горишь над высокой горою', 'зажгутся лучи твои', и называл ее: Ясная, озаренная, Светлая, Золотая, Ярким солнцем залитая, Заря, Купина и т. д
Она всегда была для него не только женщина, но и световое явление. Поучительно следить, как постепенно из неясного светового пятна создается этот огненный миф. Стихи, написанные до ее появления, он называл Ante Lucera, то есть 'Перед появлением света', потому что она действительно была единственный Lux (свет), единственное солнце его мироздания".
Разница в стихийном видении мира была не случайной и мимолетной: она сопровождала Белого и Блока с самого рождения. "А вода? Миг - ясна...", - писал поэтически Белый. Отличавшийся редкой способностью воспроизводить в своей памяти картины раннего детства, Борис Николаевич Бугаев характеризовал начало жизни водными эпитетами:
"... я переживаю себя, как брошенного в пучину; выплыву на мгновенье, схвачусь за летящий на волнах обломок разбитого корабля; и - вновь утопаю".
Начало жизни Блока ассоциировалось у него с образами огня :
Луч зеленый, луч лампадки
Я тебя люблю!
Быть поэтом для Блока значило "вперяться" в темноту и "прозревать" там огонь:
Вперяясь в сумрак ночи хладной,
В нем прозревать огонь и свет -
Вот жребий странный, беспощадный
Твой, божьей милостью поэт!
Но если песни для Блока - это "огневые струи", то у Белого поэзия возникает из Воды: "Мои слова - жемчужный водомет".
В записях Блока 1917 года есть уникальное литературное свидетельство, открывающее для него самого особенности его жизнедеятельности, поддерживаемой озарением лучей: "Иногда мне кажется, что я все-таки могу сойти с ума. Это - когда наплывают тучи дум, прорываться начинают сквозь них какие-то особые лучи, озаряя эти тучи особым откровением каким-то. И вместе с тем подавленное и усталое тело, не теряя усталости, как-то молодеет и начинает нести, окрыляет".
Если у Блока главное - "ищу свою звезду", то Белый в письме к нему от 1911 года противопоставляет свое видение главного: "главное - шум моря спереди ... Будет берег моря, будет отдых на берегу, чтобы потом начать плавание".
Для Блока главным в мировосприятии было "узреть", "провидеть" очами или вещими зеницами, что соответствует Стрельцу, с его девизом "я провижу":
Но к цели движется поэт,
Стремится, истиной влекомый,
И вдруг провидит новый свет
За далью, прежде незнакомой.
Не так у Белого, рожденного в водном знаке Скорпиона: он "закрывал рукою глаза", чтобы внешнее видение не мешало ему воспринимать образ Блока, который он "читал в сердце своем". Закрывая глаза на реальные картины, Белый предпочитал "уныр" в глубины чувств и космического сознания. Следуя девизу своего знака "Я творю", он был убежден, что "Жизнь вообще вытекает из творчества. Жизнь - часть творчества" (Феникс). Для Белого любой художник - это "творец вселенной", а поэзия начинается там, где "творчество поэта обращается на себя".
Для Блока даже любовь ассоциируется с огнем и пламенем:
Моя любовь горит огнем порой,
Порой блестит, как звездочка ночная,
Но вечно пламень вечный и живой
Дрожит в душе, на миг не угасая.
Для Белого, любовь видится наполненной жизненной влагой:
Любви неизреченной знанье
Во влажных, ласковых глазах;
Весны безвременной сиянье
В алмазно-зреющих слезах.
У Белого - представителя Воды - есть ответ стихии Огня в стихе, посвященном Брюсову:
Ах, лазурью очей
я омою вас всех.
Белизною моей
успокою ваш огненный грех.
Для Блока пламенность речей - это не просто поэтический прием или
