Летучие мыши собрались в два узких клина, развернулись в небе черной клешней и устремились к нам. Когда стая оказалась совсем рядом, Шейех решил за меня и метнулся вперед секунд на пять. Я стоял всё на том же месте, а хватающий ртом воздух Кролик корчился рядом на песке. Мышиный клин распался, и черный веер разворачивался далеко за моей спиной.
Шаава вцепилась зубами в память Бэта о «сейчас» — бесполезное дело, лишь бы сбить его с толку хотя бы на пару минут.
— Не смей умирать! — заорал я на Кролика, переворачивая его на спину.
Но было поздно. Каждая летучая мышь взяла у него капельку сил, а мышей прилетело много. Это и являлось проклятием Бэта — они плодились в его голове бессчетно, и он становился слишком опасен и для людей и для нас. Мы с Кроликом справились бы, но теперь я остался один.
Бэт не собирался повторять атаку. Дождавшись возвращения мышей, он издевательски помахал мне рукой. Тысячи крошечных лапок вцепились в его одежду. Бэт оторвался от земли и поплыл под шелест кожаных крыльев прочь. Я остался стоять над трупом Кролика.
Такого не бывает. Это противоречит всему, что я знаю о нас. Физический контакт с бестелесным зверьем невозможен. Но Бэт упорно перемещался по воздуху в клекочущем облаке и плевать хотел на все теоретические выкладки.
Я решился на последнее средство. Шаава едва дотянулась до нитей прошлого. Нашла нужную, отодвинула ее носом в сторону от остальных. И ужалила.
В тот день пятилетний мальчик узнал, что он — Бэт. Мы обычно говорим «очнулся» — звероносцами рождаются, а не становятся. Раньше или позже любой из нас начинает ощущать присутствие чужой жизни. Чем крупнее зверь, тем раньше он появляется. Медведя можно почувствовать в два года, рысь или пса — в три, кошек-кроликов в четыре. Змей — в десять. Ос — в двадцать пять.
Слишком долго рассказывать, как я узнал день нового явления Бэта. Но когда Шаава выпустила яд, то летящий на тысяче крыльев человек на мгновение забыл, кто он. Или вспомнил — как посмотреть. Этого хватило.
Труп Кролика я засыпал песком. Потом подошел к краю обрыва и бросил взгляд на искореженное тело на дне карьера. Где-то в мире родился еще один звероносец. Через пять лет он выпустит из головы первого летучего мышонка. Поймет, что его зовут Бэт. Вспомнит обрывки прошлых жизней. Лет через двадцать в его стае соберется пара тысяч особей. Его соседям придется привыкнуть к пониженному давлению, авитаминозу, малокровию. А когда люди начнут умирать, мы с Кроликом придем и убьем Бэта. Так уж повелось.
Посудомойки, официанты, поварята разбежались из кухни, словно за ними гнались пираньи. Я спустился по скользким ступеням. От сиреневых бутонов включенных конфорок дрожал воздух. Стальные столы жирно блестели.
Повар сидел в дальнем углу, усталый, сгорбившийся, настороженный.
— Здравствуй, Горгон, — сказал он, щуря и без того узкие глаза. — Уж думал, пора детские сады объезжать.
— Как мальчишка? — спросил я.
Повар развел руками:
— Тебя не было три года, Горгон.
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего. Просто мальчик вырос.
В дверь заглянул удивленный охранник. Перед его носом проплыла большая зеркальная рыба, охранник не обратил на меня внимания и пошел дальше.
— Не обижайся! Я не потерял ни дня.
Повар недоверчиво хмыкнул:
— И приехал ровно в первый день после полнолуния? Думаешь, мне доставляло удовольствие лишний раз нянчить твоего Маугли?
Не хотелось оправдываться. В этот раз Бэт бегал от нас как никогда долго. Но почти год из трех я метался между обычными делами и Ей. Встречаешь человека, с которым хочешь провести жизнь, и забываешь о долге. А Она спрашивает: «Ты вернешься?», и улыбается доверчиво, и складывает руки на уже таком заметном животе…
— Услуга за услугу, Повар. Как обещано. Чего ты хочешь?
— Сначала забери мальчишку.
Из головы Повара выплыл косяк мелких серебряных рыбок. Крошечные плотвички быстрой стайкой скользнули мимо меня. Провожая взглядом их движение, я увидел тяжелую дверь с металлическим засовом. Я мог поклясться, что секунду назад здесь была только унылая кафельная плитка.
Повар распахнул дверь и впустил меня внутрь. Крошечная, плохо освещенная каморка была засыпана обглоданными коровьими костями как пещера дракона. На топчане у дальней стенки скорчился голый подросток. Клочья серо-бурой шерсти застряли у него в волосах, прилипли к груди, валялись повсюду вокруг.
Маугли долго разглядывал меня против света. А когда узнал, то прыжком бросился вперед:
— Дядя Горгон!
Пока Маугли одевался, Повар цепко держал меня за локоть и жарко шептал в ухо:
— Ты самый старший из нас. Горгон, не для себя прошу, для всех. Ты не справишься — значит, никому это уже не под силу. Плохие времена грядут.
— Да о чем ты, в конце концов? — я подтолкнул мальчишку к выходу, серебристые рыбы плыли перед нами, скрывая от посторонних глаз.
— Горгон, ты обещал услугу. Я прошу тебя: убей Тролля.
— Что случилось, Повар? Ты из меня кого сделать хочешь? Ну-ка, поехали с нами!
Я думал, он сошлется на работу — последние посетители еще ковырялись в салатах и претендовали на десерт, но Повар безропотно кивнул. Мы вышли через служебный вход ресторана к моей машине. Маугли испуганно зыркнул на почти полную луну.
Я давно приметил место для его обучения. Недалеко от города, в стороне от дач, деревень, свалок, воинских частей и заброшенных фабрик. Высокий круглый холм, как торчащая из земли коленка.
— Дядя Горгон, — Маугли явно волновался, — а таких, как вы, много?
— Несколько сотен. А таких, каким был ты, никто и не считал.
— Был?
— Скоро узнаем.
Повар беспокойно зашевелился на заднем сиденье:
— Горгон, Тролль не наш. У него внутри неживое.
— Подожди, пожалуйста, полчаса! — я начинал сердиться. — Ты же видишь, чем я занят… — и, уже обращаясь к Маугли: — Разница между звероносцами и оборотнями в том, что мы управляем бестелесным зверьем, не теряя себя. Ты уже укротил своего волка, не бойся, он больше не заберет твое тело.
— Но когда луна…
— Это закон: люди питаются солнцем, оборотни — луной, звероносцы — светом звезд. Как только ты почувствуешь звезды, волк потеряет власть над тобой. Пойдем!
Машина зашелестела бампером о высокую траву. Мы поднялись на вершину холма. Повар все мялся, но держал рот на замке.
Я позвал, и змеи медленно поднялись над моей головой. Маугли замер, вглядываясь в созвездия, словно пытаясь прочесть свою судьбу.
Я показал ему Бегу.
