Проезжая мимо, броневик замедлил ход. Ногти Эдны впились через плотную ткань в кожу Сирила; девушку трясло, как в ознобе.
— Сейчас, сейчас… Милая, принцесса моя… Ну, успокойся, дурочка, это они развлекаются…
Гудок, подобный хищному зевку хищника.
Эдна с неожиданной силой отстранилась от державшего ее стальной хваткой Сирила. Не веря своим глазам, он увидел на ее лице кокетливую улыбку. Она игриво помахала зеркально-черным окошкам притормозившей машины — и страстно, будто в кинофильме, припала к губам спутника…
Затихая, укатывался вдаль бархатный рокот превосходно отлаженного двигателя.
— Вставай, — сказал Сирил, легонько похлопав Эдну по острым лопаткам. — Ну, молодец, принцесса. Ну, актерка!
Она вывернулась из его рук. Мокрое от слез лицо с красным следом на щеке. Гневные, насмерть обиженные девчоночьи глаза.
— Да мне-то что! Пристрелили бы, так я б только спасибо сказала…
— Чего же боялась?
Эдна не ответила. Вскочила, подхватила сумку, куртку — и, не оглянувшись, вприпрыжку зашагала к реке.
…Женщин обнаружили вертолетчики — в самом центре испытательного полигона, перед входом в тоннель. Они, как ни в чем не бывало, расположились у рельсов, ведущих в глубь просверленной горы. Людей на полигоне уже не было; термоядерный заряд, спрятанный под толщей камня, ждал команды из бункера. Полицейские тащили женщин по земле, заламывали им руки, впихивая в люк вертолета. Одна была совсем молодая и отбивалась так, словно ей не спасали жизнь, а наоборот — хотели отдать на растерзание демону в горе.
Когда они добрались до Терианы, Сирил велел свернуть против течения и спуститься по склону. У воды было свежо, пахло гниющими улитками и еще чем-то техническим. Быстрое, темное течение несло радужные разводы. Густая перепутанная лоза сменилась осокой, сплошь забившей реку у обоих берегов.
— Разливы тут бывают? — спросил Сирил, сваливая на землю рюкзак и начиная расстегивать пряжки его ремней.
— Ага, в марте. Тогда лягушек тут… И урчат, знаешь, все сразу. Как будто’ под землей гремит… Жуть!
— У них время такое, весна! — кивнул он, доставая нечто мягкое, защитного цвета, многократно сложенное. Найдя местечко, — со всех сторон укрытое лозняком, развернул двухметровую овальную лепешку.
— Лодка, — вдруг упавшим голосом сказала Эдна.
— Да уж, извини. Океанский лайнер здесь не пройдет, потому я его не захватил.
— Значит, ты хочешь… туда? — спросила она, присаживаясь на корточки и завороженно следя, как Сирил соединяет велосипедный насос с ниппелем лодки.
— Ваша догадливость равняется только вашей красоте. Что, сдрейфила?
— Да нет. Просто, я не думала… А! Все равно, где подыхать. С тобой хоть веселее…
Дождавшись заката, они опустили суденышко на воду. То, что Эдна назвала “кирпичами”, а Сирил — “грехами мира”, еще находилось в рюкзаке; груз осторожно поместили в самой середине лодки. Сирил ловко греб маленьким пластмассовым веслом. Через несколько сотен метров заросли почти сошлись посреди реки. Осталась лишь узкая водяная тропа. С берегов была трудно увидеть плывущих.
К этому времени Сирил уже знал во всех подробностях нехитрую биографию Эдны. В бесплатной государственной школе она успела проучиться всего пять лет, потом заведения подобного рода ликвидировали. Отец был мелким служащим в управлении солеварен, мать не работала Отдать девочку в частную школу они не смогли — плата стала просто сумасшедшей. Предполагали, что по достижении шестнадцати лет Эдна уедет из захолустной Терианы искать счастья в больших городах. Но жизнь распорядилась иначе. Местная компания, добывавшая соль, лопнула; трест, разоривший ее, признал разработки нерентабельными и закрыл их. Териана, и без того влачившая жалкое существование, стала умирать. Отец — разумеется, потерявший работу — повредился в уме и однажды исчез, переведя неведомо куда все деньги с семейного счета и прихватив с собой скромные драгоценности матери. Позже девочке удалось поступить в кордебалет театра. Но в Териане не осталось и четверти жителей, антрепренер с основной труппой уехали… О дальнейшем Эдна говорила обиняками. Сирил понял только, что она порвала всякие отношения с матерью.
Скоро совсем стемнело; стены осоки стали непроницаемыми, лишь колоски соцветий, будто сделанные из черной бумаги, вырезывались из фосфорической синевы. И вот — впереди поднялся, ощупывая небо, луч мощного прожектора. Покачавшись среди первых звезд, словно в раздумье — куда двигаться дальше, луч упал на реку. Заходил широкими неторопливыми взмахами над самой водой. Белым вспыхивали поля речных трав.
Сирил взглянул на часы и прекратил грести. Открыв один из карманов рюкзака, достал здоровенные садовые ножницы.
— А теперь делай, как я. Здесь мелко.
Сказав это, он поднял рюкзак на плечи и смело шагнул прочь из лодки. Мутная и теплая вода пришлась чуть выше колен. Язвительно усмехнувшись, — “вот влипла, дуреха”, — Эдна прыгнула вслед. Сирил подхватил ее, помог встать на топкое дно. Сразу ударил в ноздри запах потревоженной гнили.
— Все. Увертюра кончилась, пошел спектакль! — глухо сказал Сирил. — Теперь твое дело — молчать, держаться за мой рюкзак и не плескать водой. Доступно?
— А если яма? Омут?
— Все промерено. Не бойся, я эту речку изучил, как собственную ванну.
— Ты разве здесь бывал?
— Есть военные карты, детка.
С тихим шипением опали круглые борта. Выпустив воздух, Сирил свернул лодку, но не положил обратно в рюкзак, а засунул подальше в тесноту стеблей.
— Ну, вперед, принцесса! То есть за мной.
Силуэт Эдны не шевельнулся на фоне тусклых отблесков воды. Решив, что девушка удивлена его действиями, Сирил объяснил:
— Если вернемся, то не на этой лохани. Она нам больше не понадобится, я тебе обещаю.
— Слушай… А ведь ты, наверное, шпион! — каким-то новым, отчужденным голосом сказала Эдна.
— Тебе это только сейчас пришло в голову? Поздравляю.
— Да нет, я сразу поняла. Но как-то умом, что ли. А теперь вот дошло… по-настоящему.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил он. Стоять было противно — ноги увязали все глубже, казалось, их засасывает трясина. — У тебя острый приступ шпиономании?
— Не будь олухом, Сирил. Мне наплевать на политику и… на все такое. — Эдна опустила голову. — Просто… Понимаешь, смерти я вправду не боюсь, даже хочу иногда, — лишь бы без мучений. А вот если нас поймают живьем… камеры эти, допросы, пытки… страшно!
— Я всегда говорил, что детям вредно смотреть телевизионные детективы! — назидательно сказал Сирил. — Ну, так вот: никаких камер и допросов не будет. Если застукают нас с тобой здесь, пристрелят без разговоров. Такие у них инструкции. Исходя из этого, предлагаю спокойно продолжать путь. Есть возражения?