Стеллa Странник - Живые тени ваянг

Ваян протер глаза — лошадь не исчезала. И тогда он вспомнил наказ отца приберечь свой знак, спрыгнул с лежанки и полез в саквояж, где лежал спрятанный им один предмет. Ваян достал его и зажал в ладони. Стало еще темнее. За иллюминатором уже ничего не было видно, даже лошади. И тогда он выбежал из каюты. Почти в это же мгновение Ваян почувствовал над головой водяную глыбу. Странно, он ведь не нырял — почему же оказался под водой? Конечно же, это — сон, но Ваян решил не подчиниться ему и… вынырнул. Он отлично чувствовал себя под водой, потому что вырос на берегу океана.

А потом наступил день, но он был еще страшнее, чем ночь: на водной глади океана Ваян не увидел ни корабля, ни экипажа, ни пассажиров… Мальчик держался за широкую доску, а потом, чтобы поберечь силы, взгромоздился на нее и долго-долго лежал…

Когда на спокойную водную гладь начали опускаться сумерки, вдали показались серые, будто размытые в дымке, паруса. Потом они стали светлеть, стремительно приближаясь к его самодельному плоту. Больше Ваян ничего не помнит. Поэтому он всегда «прокручивал» одну и ту же картинку: он лежит на палубе, а моряки склонились над ним и говорят на чужом языке. Один их них потянулся к его крепко сжатому кулаку, но Ваян отдернул руку. Раздался хохот, видимо, показалось им смешным, что этот полураздетый мальчонка что-то прячет. Разве можно иметь хоть что-то ценное в то время, когда бесконечный океан оставил от корабля всего лишь несколько щепок?

Бракосочетание Баяна и Анны проходило по всем канонам православной церкви. Незадолго до этого жениха крестили и нарекли Иваном. Ваня, Ванька, Ванечка — что еще может быть ближе к Баяну? Накануне венчания оба они, как и положено, хорошо попостились, а затем — исповедовались у духовника. Утром, перед венчанием, помолились, попросив у Господа благословения, светлого семейного счастия. Затем отдельными экипажами поехали в церковь. Впереди в специальной карете лежала венчальная икона, как главное действующее лицо предстоящего ритула, гораздо главнее, чем генерал за столом.

На Анне было вышитое золотом белое глазетовое[192] платье с длинными рукавами, а ее напудренные светлые волосы, собранные в высокую прическу, украшал венок из красных роз. Так уж повелось еще со времен Древней Руси: покрывать невесту красным покрывалом, а на голову ей надевать такой же красный венок. Этот цвет считался траурным, а чем не траур замужество — прощание с легким, безоблачным девичеством да с родительским домом? Оттого и приходилось Анне постоянно прятать за фату синие глаза, лучившиеся счастьем: по традиции, она должна была проливать из этих глаз слезы, и чем больше их вытечет, тем счастливее будет новый семейный союз.

Баяна одели в старинный русский кафтан, правда, не столь длинный, как те, что носили во времена Великого посольства. Укороченный кафтан мягкого, пепельного, цвета, с застежкой посередине, а также широкий, расшитый серебром пояс, крепко затягивающий в талии, подчеркивали молодость своего хозяина.

В кафтане Ваян чувствовал себя не совсем уютно. Он привык к европейской — немецкой, французской и голландской одежде, которую давно уже велел носить всем, от бояр до крестьян — Петр Великий. А вот на свадьбах нужно было соблюдать старые русские традиции. Так что после свадьбы Баян снимет этот наряд, а пока придется потерпеть.

Еще с утра он отправил невесте с нарочными «женихову шкатулку» — подарки на свадьбу. Он купил Анне длинное жемчужное ожерелье и с такими же жемчугами серьги, а также колечко с бирюзой. Ему очень нравился голубой цвет, всю жизнь бы любовался ее небесными глазами, а это колечко — как раз под цвет глаз… Были еще у него кое-какие недорогие безделушки, так он их тоже положил в шкатулку: пусть примеряет, а что понравится — наденет.

Церемония венчания обещала быть красивой и торжественной: Баян заметил, что к их приходу даже внутри церкви украшения повесили, а священник надел самую праздничную одежду, с широкими рукавами, отороченными желтым атласом с золотым шитьем. Жених и невеста стояли на розовом атласном покрывале, подстеленном им под ноги, и слушали длинное-длинное благословение, с молитвами, воспевающими Господа Бога, и отпугивающими всякую нечистую силу. Для устрашения злых духов священник еще и размахивал венчальной иконой, окропленной святой водой. После того как новобрачные надели друг другу кольца в знак вечной любви и верности, он дал им поцеловать два раззолоченных узорами венца, а потом воздел эти венцы над их головами. Молодые, взявшись за руки, трижды прошли следом за священником по кругу, вдоль стен церкви. Затем они снова встали на розовое покрывало и отпили, прославляя молитвой Господа Бога, Пресвятую Богородицу и всех святых, красного церковного вина. Только после этого получили они полное благословение, так что жених мог уже и поцеловать невесту.

Православная церковь признала союз между Баяном и Анной законным и желала новобрачным оставаться верными друг другу до самой кончины.

После венчания молодые поехали в родительский дом невесты — пришлось нарушить традицию праздновать свадьбу сначала в доме родителей жениха, так как такового не было. Столы ломились от яств, здесь были и гуси с яблоками, и молодые запеченные поросята, и зеленые огурчики, и капуста с клюквой, и грибы соленые, и осетры (их брали воз), и икра «засольная» — белужья и осетровая (ее брали по бочке). Из напитков там были брусничная вода, а также медовуха, и конечно же — вина фряжские[193] да вина горячие [194]. Но самым примечательным на столе был огромный свадебный пирог, украшенный такими же, как волосы невесты, красными розами, а еще и белыми лебедями да подковой на счастье.

Много в тот день знатных гостей пожаловало, в основном, конечно, корабельщики, но были и служилые с Балтийского флота. Поздравил молодых и сам Император Всероссийский, он приехал для этого в знатном экипаже не один, а в сопровождении адмирала Корнелиуса Крюйса и еще двоих, среди них Ваян знал лишь Яна Геррита Поля. Петр Великий пожелал молодым всех благ, да деток хороших, и высыпал горсть золотых монет. Среди них были совсем новые, не больше двух лет назад напечатанные, — «Два рубли» из красного золота с изображением в профиль самого Императора.

А потом сказал слово Корнелиус Гитманс, он, как и обещал, пришел на свадьбу. И Ваян узнал из его слов о том, что если бы не Петр Великий, не было бы сейчас у него никакой женитьбы: русским людям не разрешалось сочетаться браком с иноземцами. И только Император Всероссийский, а тогда еще — царь всея Руси, снял этот запрет, и даже разрешил браки не только с иноземцами, но и с иноверцами, конечно, при условии, если те примут православие.