Ознакомительная версия.
— Меня больше интересует другое: почему согласно последнему опросу Суханов впереди?
— Тебе так хочется усесться в кресло мэра?
— Плевать на кресло! Почему этот тип опережает меня? Что это означает?
— За ним стоят очень большие деньги, — шепотом поведал Николаша.
- «Мастерленд»? — спросил Орас.
Николаша отрицательно покачал головой.
— Деньги не из города, а… извне. У меня достоверные источники.
— Наша беда, что у нас слишком много идиотов, — отозвался Кентис. — И слишком мало мартинариев. В принципе, кто такой Вад? Всего лишь пустышка. Ах, я забыл… Вы же господа непосвященные. Вам неизвестна терминология. Пустышка — иначе говоря лже-князь. В принципе путем принудительной подкачки энергопатии можно из любого сделать лже-князя.
— Истинный князь, ложный… Всё это какие-то условные градации…
— Не совсем. Истинный князь может сам разобраться со своими и чужими мартинариями. Ему не нужны посредники для поглощения энергопатии. А пустышка не чувствует ничего. Два-три ретранслятора закачивают в него энергию, он раздувается, как мыльный пузырь, и с поразительной быстротой устремляется наверх. Разумеется, когда-нибудь пузырь лопнет. Весь вопрос — когда.
— Вопрос в другом, — говоря это, Орас смотрел куда-то мимо нас, будто разговаривал сам с собою. — Для чего его накачивают? С какой целью?
— Разумеется, чтобы он опередил вас, — вновь втиснулся в разговор Николаша.
— Нет, — Андрей отрицательно покачал головой. — Они действуют НЕ против меня, они работают ЗА него. Им нужен Вад. Именно Вад. Почему? — спросил он в третий раз.
— Давайте рассуждать логически, — затараторил Николаша. — Лига почему-то не хочет, чтобы светская власть находилась в руках князя, как это было во времена Старика.
— Кому нужен князь в нашем ординате? — Кентис рассмеялся. — Когда мартинариев можно пересчитать по пальцам.
— Мартинариев нельзя пересчитать, — возразил Орас, — потому что их просто нет. Вы, господа, не мартинарии. Вас просто принудили ими быть. Но в душе никто и никогда.
— Пусть так, — весело поддакнул Кентис. — Но мартинарии, пусть и по принуждению, нам все равно нужны. Иначе ничего не выйдет из нашей затеи. Без энергопатии обтяпать даже самое простенькое дельце не удастся. Вспомните: чтобы ни задумывалось сделать в России, всё кончается издевательством над человеком. Иван Грозный опричниной баловался — и нате, без всяких усилий с его стороны появилась Сибирь. Петр, прежде, чем реформы начать, рубил головы направо и налево. Да и потом не забывал это занятие. Отсюда мораль — для большого дела, для больших реформ нужно много страдания. Иначе зачем же понадобилось сначала всех ограбить, а потом заставить терпеть унижения и голодать, не платить жалкие гроши, называемые зарплатой, вновь грабить и похваляться награбленным, как не для того, чтобы выжать побольше энергопатии для успеха новой власти?! Не важно, демократы, чекисты или имперцы — главное вовремя отсосать нужное количество энергопатии, и никто тебе не страшен. А мы в нашем захолустном городке жили тихо мирно и сытно. Как можно такое допустить?! Лига не довольна!
Неожиданно глаза Кентиса вспыхнули, как у хищного зверька, завидевшего добычу. В нем проснулся инстинкт погонялы. А самой подходящей добычей была я. И даже заранее можно было предугадать, что он сейчас скажет. Просить его промолчать было бесполезно.
— Андрей, а ты знаешь, что произошло там, в тайном лагере? Ева тебе не рассказывала?
И он с восторгом принялся излагать подробности якобы происшедшего изнасилования…
— Мразь! — заорала я и швырнула в него кофейником с остатками кофе, и, разумеется, промазала. — Это всё твоя мерзкая выдумка.
Но цели своей он достиг — я чувствовала, как энергопатия истекает из меня, будто слезы из глаз, текущие против воли. Кентис самодовольно хмыкнул и повернулся к Орасу. Всем своим видом говоря: господин князь, блюдо приготовлено, извольте откушать.
Лицо Ораса исказилось, затряслась каждая жилка, причем каждая сама по себе, отдельно, будто какая-то очень важная связь оборвалась, раз и навсегда. Смертельно. И тут я поняла: если он сейчас чего-нибудь не сделает, не нанесет удар, то просто умрет от боли.
— Вон! — закричал он наконец. — Вон, вы оба! Чтобы я больше не видел тебя в моем доме, шлюха! Если ты сейчас же не уберешься из моего дома, я тебя убью! Убью!..
………………………………………………………………………………………………………………..
— Надо же, — изумился Кентис, когда мы очутились на улице. — Я никак не ожидал подобной реакции, — его нисколько не смущало, что он оскорбил своей подлой выдумкой не только Ораса, но и меня.
— Ты идиот и подонок, — процедила я сквозь зубы.
— Да я-то тут при чем, — покачал головой Кентис. — Его разозлили вовсе не мои слова, а что-то другое… — он на секунду задумался. — Мне даже показалось, что он просто-напросто испугался потока энергопатии. Он не хотел поглощать… Но ведь это невозможно… Он же князь! И я так для него старался!
Мне было противно его слушать. Еще когда он высказал мне свою придумку, я поняла, что он не удержится, и когда-нибудь разболтает ее Орасу. Если грязь придумана, она должна быть вылита — этому правилу Кентис как человек творческий следовал неукоснительно. И хотя я понимала, что он просто ускорил своей выходкой назревавшую развязку, я злилась на него так, будто именно Кентис был виноват в моем разрыве с Орасом. От этой мысли мне стало немножечко легче…
— Зайдем ко мне?.. — предложил Кентис и попытался приобнять меня за плечи. — Выпьем и…
— Иди к черту!
— Ева, глупенькая, теперь твое самоотречение ник чему.
— Я тебя ненавижу, ты можешь это понять или нет?
— Разумеется, не могу.
Я повернулась и зашагала к знакомому переулку — сколько раз этой дорогой я возвращалась из кафе Ораса к себе домой. Говорят, в первую секунду раненый не чувствует боли. Я тоже ее не чувствовала. Пока. Я лишь знала, что она будет непереносимой.
Кентис обнаружил ЭТО на следующее утро. Ощупал руку и… понял, что желвак исчез. Его не было. Даже намека. Даже следа. Ладонь была ровной и гладкой, будто никогда Карна не прикладывала свой проклятый «тюбик» к его руке.
Кентиса прошиб холодный пот. Зубы застучали как бешеные. Кентис слишком хорошо понимал, что означает исчезновение Знака. Он налил себе воды в стакан и с трудом сделал глоток. Что теперь делать? Что? Кто ему подскажет? Вот если бы отец был жив, он бы… Но отца больше не было. Кентис вцепился в край стола и заплакал. Он выглядел жалким. Он хотел выглядеть жалким. Но это понимание ничего изменить не могло. И не изменило.
Ознакомительная версия.
