Я внезапно споткнулся на очередном шаге: улицу впереди перегораживала ветхая тележка-развалюха, а чуть поодаль бесформенным кулем к стене прислонилась сгорбленная фигура. Среди людей позади словно ветер пролетел испуганный ропот. И следом за ним, одновременно с ним, как мороз по коже суеверный ужас. Они остановились, и никто не хотел делать вперед и шага. Я подошел и склонился над фигурой около стены: из-под рванины торчали длинные костлявые ноги, испещренные темными набрякшими венами, грязная, нечесаная борода опутывала голые старческие колени, глаза словно бы покрытые мутной маслянистой пленкой в полузабытьи таращились на хмурое серо-сиреневое небо.
Вот и ты, наконец, отправился в свой последний путь, Харон.
На теле старика не было никаких ран или повреждений. Создавалось впечатление, что его дух просто отлетел, когда пришло время. Это случилось так неожиданно, что его хозяин, по обычаю собиравший бутылки на набережной, только и успел, что кинуть последний прощальный взгляд на небо.
Не испытывая брезгливости, я закрыл веки старику, а затем, пошарив по карманам, выудил из своей куртки две монеты и положил ему на глаза. Монеты были различными по величине и достоинству, а сам мертвец, возможно, не понял бы смысла моего поступка, но это было не важно.
Легкой переправы.
Пусть настоящий перевозчик душ отнесется к тебе с пониманием. Скажи ему, ждать сегодня гостей.
В момент, когда я положил монетки, казалось, совершился какой-то мистический ритуал: люди позади меня оттаивали, ужас, сковавший им ноги, рассеивался. Они стали переговариваться, отбросив свой пугающий шепот. Мы были готовы двигаться дальше.
На пристани нас уже ждали. На этот раз их было в несколько раз больше, чем тогда на встрече с Фрэем. Многие лица мне были знакомы, а это не сулило ничего хорошего. Больше всего выделялся Ящер со своей ороговевшей, покрытой наростами, как у прокаженного, кожей. Он никогда не снимал темных очков, поэтому посторонним казалось, что с глазами у него творится что-то в крайней степени страшное. Один и Сом, братья Люмьер – все, кто более недели сидели ниже травы, тише воды, сейчас выползли на поверхность, как жабы после дождя. Но я не видел того, кто нас здесь собрал.
Как только в поле зрения показалась враждебная группировка, бойцы Амира картинным жестом отбросили в сторону свои пластиковые зонтики. Расстояние между передними линиями боевиков стремительно сокращалось, миновав тот момент, когда еще можно было остановиться. Вместе с ним нарастало и напряжение, готовое прорваться в любую секунду. Меня охватил ужас: что если Аарон не появится? Что если Дэвон все-таки умудрился нас обмануть? Но этот ужас исчез – в передних рядах западной группировки мелькнула лысая голова с характерными выступами черепа. Я остановился, когда до главаря противоборствующей стороны оставалось не более пяти метров. Увидеть живого Аарона было шоком как для меня, так и для наших людей. Пусть мы и знали, что он разыграл со всеми злую шутку, но появление бритоголового внушало мистический ужас.
– Омэдэтай яцу да на, – еле слышно, скорее для самого себя проговорил Монах. – Инк, не думал, что у тебя хватит ума припереться сюда, да еще притащить этот сброд. Может, примкнешь ко мне пока не поздно?
Его эмоции всегда были блеклыми, едва различимыми, и сейчас полностью терялись в общей канве. Даже напрягшись, я не смог выловить и слабого отголоска.
– Ты же знаешь, что у меня нет причин этого делать, – позади меня среди боевиков, словно рябь, пролетело возмущение и столкнулось со стеной чьих-то сомнений.
– Ты хочешь причин? – он рассмеялся и полез рукой в карман широких штанов, похожих на шаровары. – У меня есть одна.
Монах вытащил наружу нечто яркое и резким движением бросил мне под ноги…
В жидкую грязь упали красные волосы, перехваченные резинкой. Они тут же стали впитывать воду и темнеть, погружаясь в дорожную жижу. Я смотрел на них долгие несколько секунд, не в состоянии понять, что же вижу перед собой. В неожиданно повисшей тишине зашевелилась западная группировка, расступаясь перед кем-то. Вперед вышел Дэвон и встал за плечом Монаха. Пристань потонула в торжестве чужих боевиков. Я переводил взгляд с таких знакомых волос, на бесстрастное лицо зверинца, который сейчас должен был быть с Фрэем на дамбе, все еще не желая верить в реальность происходящего. Он предал нас! Все-таки предал! Ударил в спину!
– Твой дружок, Инк, – проревел Монах так, чтобы всем было слышно, – полчаса назад попытался взорвать дамбу! Он скрытно, как последний трус, на протяжении недели вырезал боевиков, и своих, и чужих, и все ради того, чтобы захватить власть над резервацией полностью. Хотя, кому я рассказываю, ты же с ним заодно…
К концу предложения голос его стал тише, но не оставалось сомнений, что слушали все. В этой истории не сходились концы с концами. Но кто сейчас будет об этом задумываться? Позади меня неуверенно и возмущенно зашевелись бойцы. Даже Ром и Зило с трудом подавляли в себе возникшие сомнения. Яркий хвост волос у моих ног окончательно пропитался грязью и стал еле различим на земле. Или это оттого, что все плывет и размывается перед глазами? Мышцы как будто тоже решили отказаться держать мое такое тяжелое тело, колени подогнулись, и я сел в грязь, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Руки сами протянулись и выскребли длинные пряди волос из зеленоватой, пахнущей тухлятиной жижи. Пальцы сжались в кулак, мелко затрясшийся от напряжения, но все равно, даже это ощущение как будто не имело ничего общего с реальностью.
Неужели на этом все? Вот так? Конец?
Как ни странно, со смертью Аты я не почувствовал ни горя, ни боли. Осталось какое-то странное облегчение, словно с моих плеч сняли груз, словно из меня прекратили вытягивать силы. Не было даже чувства вины. Хотя нет, я чувствовал себя виноватым за то, что не чувствовал вины. Фрэй молчал. Ни разу он не заговорил со мной о произошедшем, только бросал долгие испытующие взгляды, которые я спокойно выдерживал. Надо отдать другу должное: он раньше меня понял, что эта девушка была паразитом. Но я ненавидел его за то, что, не сказав мне ни слова, он решил избавиться от нее сам. Может быть, со стороння кажется, что Фрэй оказал мне услугу? Как бы не так! Никогда бы он не тронул дочери Кербера, если бы по каким-то соображениям это не было ему выгодно. Я стал лишь предлогом к началу действий.
– Не ходи больше к Керберу, – сказал мне через несколько дней Фрэй. Он снова сидел за барабанной установкой, но на этот раз в задумчивости выстукивал какой-то спокойный ритм странными металлическими палочками с острым концом. Ром находился здесь же: то ли курил, то ли затачивал нож.
