словно человек в противогазе мог читать по губам. — Но я не могу иначе. Я же сказала, Джип и Джесс — моя семья. К тому же какой человек оставляет беззащитное животное без еды?»
«Тот, который хочет жить, — угрюмо ответил Брэнд. — У консерваторов нет чувства юмора. Бог, которого они любят, не умеет прощать».
Консерватор обернулась и посмотрела на меня.
«Прошу вас», — сказала я.
«Это Терция», — прошептал Брэнд.
«Терция, — сказала я. — Меня зовут Гриз. Я вижу, что ты любишь собак. Ты знаешь, как с ними обращаться. Пожалуйста, спаси мою собаку. Лошадей можешь оставить себе».
Терция молча смотрела на меня.
«Ты считаешь ее дружелюбной, просто потому что она не мужчина», — тихо сказал Брэнд.
И снова он будто прочитал мои мысли.
«Большая ошибка», — добавил он.
Джесс заскулила и потянула веревку, пытаясь подбежать ко мне.
Терция словно окаменела. Я не знала, о чем она думала. Она стояла так неподвижно, что я решила, что она не обратила на мои слова никакого внимания.
«Однажды я спросил, почему она не живет вместе с производителями, — произнес Брэнд. — Они сказали, что она слишком жесткая. Как холодная и каменистая скала, на которой не может зародиться жизнь. Это их слова. Она действительно сурова, но она любит Сагу. А теперь, по-видимому, ей понравилась и другая собака».
Брэнд отвернулся от окна и сел на пол.
«Собака, которую ты украл, — ответила я. — Ее зовут Джесс».
«Из-за тебя нас убьют», — сказал Брэнд.
«Моя собака, — сказала я. — Моя ответственность».
«Моя шея, — ответил Брэнд. — Я тебя предупредил. Она нравится мне такой — целой и невредимой. Я сделаю все, чтобы сохранить ее в таком виде».
«В любви и на войне все средства хороши», — заявила я.
«Что?» — переспросил Брэнд.
«Слова из книги, — ответила я. — Означают, что ты должен делать то, что считаешь нужным. Я так и поступаю».
Затем я повернулась к Терции и объяснила, где находилась одинокая сосна в окружении упавших братьев и сестер, у которой я оставила Джипа и лошадей.
Я по-прежнему не знала, поможет ли она мне. Выслушав меня, Терция резко отвернулась, потянула веревки с собаками и скрылась за низким холмом, за которым находилось поселение.
«Твое решение ничего не изменит, — сказал Брэнд. — Они дождутся окончания карантина, к тому моменту узнают, что ты девушка, и сделают тебя производителем. Ты ничего не изменила, лишь подвергла нас опасности».
«Я спасла свою собаку, — ответила я. — И…»
Я едва не сказала «лошадей Джон Дарк». Джон Дарк была хорошим человеком, а мне не хотелось делиться чем-то хорошим с этим вором. Когда Брэнд заговорит о ней вновь, мои чистые воспоминания будут запятнаны.
«И своих лошадей, — заключила я. — Я спасла своих лошадей».
«Ты действительно считаешь, что жизнь собаки ценнее жизни человека?» — спросил Брэнд.
«Жизнь — это жизнь, — возразила я. — Жизни этих существ были моей ответственностью».
«Ты безумна», — сказал Брэнд.
«Я знаю, кто я, — ответила я. — И еще я знаю, кто ты».
«И кто же?» — спросил он.
«Человек, который ничего о себе не знает, — сказала я. — Человек, который лжет даже себе. Вор, который считает себя хорошим человеком».
Брэнд посмотрел на меня ледяным немигающим взглядом.
«Думаешь, что одно хорошее дело, спасение сестер, сделало тебя героем? — продолжила я. — Возможно, тогда ты действительно им был. Но теперь… Теперь ты вор и лжец, крадущий чужих собак».
Мне хотелось ударить Брэнда. Вместо этого я сплюнула на пол.
«Героями не остаются навсегда, — сказала я. — В прошлом ты допустил ошибку и испортил свою репутацию».
«Думаю, ты нравилась мне больше, когда была мальчиком», — сказал Брэнд.
«Нет, это не так», — возразила я.
Я посмотрела ему в глаза.
«Видишь? — сказала я. — Ты ни черта не знаешь о себе».
Глава 36
Воссоединение и предательство
Рано или поздно любая ложь выходит боком. Она, словно хищная птица, разрывает жертву, оставляя лишь кости.
С наступлением ночи мы с Брэндом так и не заговорили. Я знаю, что он наблюдал за мной. Я стояла у окна и всматривалась во тьму, надеясь увидеть, что кто-нибудь приведет Джипа и лошадей. Когда чернота поглотила все, кроме звезд и сияния от костра в поселении, я продолжила стоять. Теперь я обратилась в слух, пытаясь услышать то, что не могла увидеть.
Но, как назло, начался затяжной дождь. Его шум заглушил остальные звуки. Я воспользовалась старым стальным туалетом в последней камере, стараясь не думать о звуках, которые слышал Брэнд. Затем смыла за собой ведром воды, вернулась в камеру, в которой Брэнд не мог меня видеть, и заснула глубоким сном.
Это был последний хороший сон. Теперь мои ночи превратились в неприятные обрывки, и хотя я дремлю по утрам, я просыпаюсь более уставшей, чем накануне, словно во сне я бежала. Но я всегда просыпаюсь в четырех стенах с решеткой вместо окна.
Возможно, судьба знала, что меня ждет, и из жалости подарила один хороший сон.
Я проснулась от металлического звона, быстрого и настойчивого. Медленно вышла из камеры и увидела людей за решеткой в конце коридора. Брэнд тоже вышел в коридор, и тогда самая высокая фигура перестала стучать стволом пистолета о решетку. Нас разбудил именно этот звук.
Я подумала, что эти люди были похожи на судей. Они стояли рядом, плечом к плечу. Их лица скрывали маски, и вблизи я видела, что все маски отличались и были залатаны скотчем или сшитой кожей. Голоса людей были приглушенными, но разборчивыми. Их было четверо. Самой низкой среди них была Терция.
Следующий по росту мужчина стоял между двумя другими, но я сразу поняла, что он был главным. Несмотря на маску, от него исходила энергия, похожая на гул в улье на разрушенном стадионе.
Мужчина держал в руках карту.
Даже когда я увидела ее и попыталась приготовиться к тому, что произойдет дальше, меня охватила огромная волна облегчения. Если у этих людей была карта, это означало, что Джип спасен.
«Ты», — произнес мужчина с картой, показав рукой на меня.
«Меня зовут Гриз», — сказала я, пытаясь игнорировать черный пистолет, который он направлял на пол.
«Не зли его, — тихо сказал Брэнд позади меня. — Это Эллис. Отец».
Эллис тряхнул картой.
«Где ты это взял?» — спросил он.
«Нашел», — ответила я.
«Где? — спросил Эллис. — Где ты ее нашел?»
Его голос звучал так, словно он говорил с ребенком, который нарочно вел себя глупо или невежливо. Голос, как и его владелец, был низким и напряженным, готовым в любой момент перерасти
