– Hætem Orah Hæt Sa’ard radet; trizt sæssum i’micanir, a røgdær.
Но Ораха было не испугать ни спесью гордого эфеста (да и не обладал он полнотой знаний, позволившей ему по-настоящему обеспокоиться), ни обращением, которое он узнал, так что он поднялся навстречу и отвечал кратко и веско, не опуская глаз, как и подобало защитнику города:
– Væt lexetlum!
Это утверждение, в большей степени процессуальное, произвело неожиданный эффект: гонец вздрогнул и, видимо, в знак запоздалого уважения к правителю города снял шлем, выпустив на свободу пронзительный голубой взгляд. То же сделал его спутник, оказавшийся женщиной – это была Аима. Посланники переглянулись, и на лицах их была написана горестная беспомощность. Впрочем, это наваждение быстро прошло, и хотя Детей-вестников было всего двое, а тронная зала Ораха была полна воинов, вновь вернулось ощущение, что эфестов это превосходство в силе не беспокоило вовсе, как будто они были окружены грудой кирпичей – и вели они себя так, словно это Орах явился к ним на прием, а не наоборот. Посол помолчал, словно собираясь с силами, а затем сказал с печалью:
– Væt ertan[136]. Мы знаем, что на вашем острове находится сейчас гексенмейстер Делламорте, – за исключением первой фразы, сказанной на его родном языке, эфест говорил на чистом высоком камаргском, и понимать его Ораху было довольно тяжело. – Отдай его нам.
– Вы хотите… доктора Делламорте?.. – начал Орах, но, уловив какое-то движение возле столика, за которым вел свою летопись Галиат, осекся. Эфесты вежливо ждали.
– Позволю себе вмешаться – это необходимо для летописи, – кротко вступил Галиат. – Разрешите уточнить: дети эфестов пересекли Пребесконечный океан и приплыли с оружием в поселение Рэтлскар на шести кораблях, чтобы встретиться с гексенмейстером Делламорте? – Стило Галиата зависло над книгой.
– Да, – лаконично отозвался Сард. Помолчав, он дополнил: – У нас нет секретов ни от тебя, лорд…
– …ни от тебя, леди, – закончила Аима.
– Мы принесли предупреждение, открытое всему населению, – уточнил предводитель, – покуда в Рэтлскаре еще есть оно.
– О чем вы говорите, Дети? – вскричала Ицена и вскочила с малого трона (видимо, Делламорте хорошо вылечил ее, раз она могла вскрикивать и вскакивать).
– Røk[137] уничтожает главные города Ура один за другим, а население этих городов, не заботясь их судьбой, оставляет на погибель, – ответили Дети.
– За одним исключением, вероятно? – плавно и вежливо уточнил Галиат. – За исключением, полагаю я, непобедимого Эгнана – вашей родины? Я бы хотел попросить, пожалуйста… уточнить для летописей.
– Ты не знаешь истории? – спросил Сард коротко и без осуждения. – Я расскажу тебе. Который теперь год от основания вашей колонии?
– Пятьсот седьмой, – ответил Галиат.
Сард и Аима вновь переглянулись, ибо они знали, конечно же, в каком году ушла экспедиция «Скифа», затем Сард усмехнулся.
– Любопытно, – сказал он. – Либо сезоны здесь сменяются иначе, либо время течет быстрее, еще быстрее, чем в Санганде… Но это не важно, буду считать по общему календарю. Слушай же: тот, кого вы называете магистром, а мы – Врагом, впервые появился на материке больше полутысячи лет назад. Он явился к гиптам, которыми тогда управлял потухающий Дэньярри, под видом принца эфестов Руни, и украл их священный материнский камень. Корона обессилела, и мы без усилия захватили кое-какие их княжества, но не продвигались дальше, ибо сочли это бесчестным, и договорились с гиптами об условиях дружбы. Спустя один срок[138] эфестов он вернулся, преследуя ему лишь ведомые цели, и вернул материнский камень. Дэньярри, почти потухший к тому времени, обновился. Но Враг, не удовлетворившись этой проделкой, украл его дочь и унес с собой, и она развоплотилась. Гипты преследовали его и дошли до его мира, чтоб вернуть принцессу. Ему не понравилось это вторжение; тогда, чтоб преподнести урок всем нам, Røk вернулся, войдя в Ур так же легко, как мы входим к себе домой, и убил материнский камень, а затем пропал и запер за собой ходы: так велико его могущество. Корона изнемогла. Дэньярри бежал и скрылся в Дагари. Многие гипты присоединились к нему и закрыли входы в Дагари, а тех, кто остался, через некоторое время уничтожили или пленили волхвы Камарга, приведшие в Тирд – главный дворец основания – Алую тысячу. Люди не столь щепетильны в вопросах боевой чести, и верховодство Камарга сочло бессилие гиптов хорошей возможностью пополнить опустевшие сундуки.
Галиат поспешно записывал. Сард продолжал:
– Великие артефакты каменных стражей были рассеяны по материку или унесены в Камарг, например, знаменитое колесо времени. Наши собственные инженеры и корабелы, по счастью, заполучили некоторые из них – обычными торговыми путями. И вот спустя еще время, порядка одного срока эфестов, Røk явился снова, и на сей раз присутствовал в мире долго по меркам людей, столетие или более того, плетя паутину морока: то в колониях Камарга, то в дальних поселениях эфестов он получал разные миссии до тех пор, пока не добился заказа в метрополии; именно это, мы предполагаем, и было его конечной целью. Об этом заказе мы знаем меньше вашего: нам известно лишь, что, исполняя волю камаргского тарна, он собрал флотилию из тринадцати кораблей и поплыл к краю земли, где основал колонию. Ваш город.
По зале пронесся сдавленный вдох. Сард, не смущаясь этим, рёк:
– Тарн – на него ранее по вине Врага триумвират высших духов Камарга наложил пленяющее заклятье – принял решение принести его в жертву, чтоб освободиться от заточения в чужом теле. Поэтому по возвращении с исполненной миссией Røk оказался в засаде, из которой не должен был выбраться. Огнедышащий покровитель и охранитель города, а также и величайшие воины Камарга, вооруженные луками победы – их стрелы, сплетенные из душ мертвых всегда поражают цель, – объединились и утопили его в яростном пламени. Но когда утих рев огня, стало очевидно, что Магистр бежал. Когда новости эти достигли столицы на Реке, Эгнан содрогнулся, ибо понял происхождение Врага.
Зал молчал, и даже с улицы не доносились звуки, лишь скрипел письменный прибор Галиата. Сард остановился, утомленный длинной речью. Вместо него продолжила Аима:
– Ты, о мудрец! Известна ли тебе история неудавшегося пленения Уго?
Галиат поднял голову от манускрипта.
– Нет, о посол, – ответил он. В голосе его слышалась та универсальная, почти детская радость, которую испытывает человек при столкновении с необычной историей.
– Давно, еще задолго до появления на континенте вашего магистра Делламорте, эфесты решили овладеть Камаргом и так закончить то, что во времена оны не сделал великий наш завоеватель, знаменитый царь Эзларо по прозвищу «Колесница судьбы». Это событие записано в летописях материка как Большая война. Эфесты надвинулись непобедимой армадой, и многие и многие колонии Камарга пали перед нашим натиском: какие-то сопротивлялись и были уничтожены, какие-то мы захватили без боя. Пришло время, и наши клещи сомкнулись вокруг столицы людей. Слава верховного заклинателя Камарга – того, кто называл себя Hugo Haszarkänt[139] – была такова, что под стены города пришли тысячи и тысячи эфестов, ведомые Детьми; наши корабли расположились в портах людей, а отряды заняли все подступы к городу. Все воины холодной реки были там, даже однажды убитые, в Эгнане и Ламарре оставались лишь женщины и дети, включая наследного принца Руни, а авангард, состоявший из ста Детей, вооружился луками победы. Камарг был отрезан от подкреплений, и только стены защищали его. Тарн скрылся во дворце, дрожа от страха, а мы приготовились торжествовать. Царь Раки Первый, уверенный в победе, выехал вперед и предложил Камаргу открыть ворота. Камарг повиновался. Но когда внешние ворота растворились, мы увидели, что в них стоит человек с лютней в руках. Это был Хазаркаант, известный своим музыкальным пристрастием. Царь обратился к нему и призвал его освободить путь, если он не хочет погибнуть или быть плененным. «Тысячу раз приходящий» отвечал на это с высокомерием, не подобающим тому, кто многократно слабее врага, что время Камарга еще не пришло, и предложил эфестам уходить, сам же принялся играть на лютне. Царь Раки, раздосадованный его спесью, подал знак, и Дети спустили тетиву; Уго, пораженный стрелами, пал наземь, и лютня выпала из его рук. Гвардия двинулась вперед, но не прошло и нескольких секунд, как Хазаркаант вновь поднялся в проходе, на сей раз как будто менее четкий, и подобрал лютню. Царь вновь отдал приказ, и вновь несколько десятков стрел поразили заклинателя, и вновь он упал – но по прошествии мгновений опять поднялся в том же проеме, еще более расплывчатый, и предупредительно поднял руку (на сей раз лютня осталась лежать на земле). «Царь! – проговорил он с трудом, но очень отчетливо. – В последний раз призываю тебе, уходи от стен моего города, или несдобровать твоему роду. В этом мире сердце моей семьи, и оно стучит без сбоя. Ступай!» С этими словами он нагнулся и, взяв руками землю, встряхнул ее, как хозяйка встряхивает кусок запылившейся ткани; тогда от могучей волны, которая пробежала от стен Камарга, пали многие лошади, эфесты вылетели из сёдел, а почва покрылась черными трещинами. Но Дети оставались сидеть на конях, ибо нет лучше наездников, чем мы, и высокий отец наш царь Раки, увидев это, только засмеялся – ему показалось, что он наконец встретил достойного противника. «Освободи дорогу, чернокнижник!» – закричал он страшно, а затем приказал стрелять вновь. Уже и Дети не хотели делать этого, ибо чародейство, свидетелями которому они стали, было выше их понимания, но не повиноваться они не могли и вновь поразили Уго стрелами. Тогда раздался оглушительный взрыв, так что даже Дети вынуждены был отступить, и проход в пределы Камарга заполнился огнем и темным дымом; это же ядовитое горение заполнило трещины в земле и наполнило наши души страхом. Из огня вышел Уго Хазаркаант, объятый пламенем, как демон из древних легенд. Был он на сей раз почти прозрачным, и внутри этих полупрозрачных черт, о мудрец, внутри заклинателя царь Раки Первый увидел своего сына, которого оставил в Эгнане, наследного принца Руни! Царь Раки спешился и в ужасе протянул руки к сыну, а Уго с усилием разъял пальцами грудь и, обнажив лицо принца, выпустил в воздух его крик, и мучительный стон этот кровавой бороздой поднялся к небесам: «Latu, Latu, fer tæddmi?»[140] «Что ж, глупый царь, – зло спросил хранитель, – все еще не веришь?» Сказав это, он положил руку на горло принца. И царь Раки, увидевший, как внутри похитителя корчится и бьется его единственное дитя, вскочил на лошадь и велел воинам отступать, а те из Детей, кто поразили Уго стрелами, в мистическом ужасе бросили луки и пустились прочь. Эфесты отступили, и осада была снята.
