Это я, конечно, сказал чушь. Как можно, стоя за МКАДом, спутать направление – над Москвой зарево, которое из космоса видно. Никакие тучи не помешают.
Но Виктория, очевидно, считала людей калеками.
– Что ты предлагаешь? – спросила она. – Гарантии нужны тебе, гарантии нужны мне. Если я отпущу Найда сразу за МКАДом – Михаил меня догонит.
– Он не будет, – сказал я и засунул руки в карманы. Дождь тарабанил мне по голове, струйками стекал за шиворот. – Он пообещает.
Виктория рассмеялась.
– Подожди, – попросил Михаил. Обошёл машину, встал рядом со мной. Я заметил, что Виктория напряглась. – Виктория, я могу гарантировать тебе полное прощение.
– Я не могу, – напомнил я.
– Его полномочия кончаются за МКАДом, – продолжал Михаил. – А мои – только начинаются. Я могу тебе гарантировать, от имени Представителя, что ты будешь прощена, тебя не выдадут людям и не будут преследовать.
– Взамен? – спросила Виктория.
– Верни образцы вируса, отпусти мальчика, – сказал Михаил. Сделал шаг вперёд, протянул руку. – Верни вирус…
– Может быть, что-то одно, Драный Лис? – с иронией спросила Виктория.
Михаил помолчал. Потом сказал:
– Верни вирус. Это будет жестом доброй воли с твоей стороны.
Я коротко размахнулся и ударил Особого Инспектора Михаила Бедренца по затылку.
Черепа у кваzи крепкие, как у людей. А удары они переносят гораздо легче. Но у всего на свете есть предел прочности.
Бедренец рухнул на колени, чуть помедлил – и упал лицом в грязь. Шляпа слетела с него и покатилась под колёса машины.
Найд вскрикнул, рванулся. Этого я боялся больше всего, но рассчитывал на реакцию Виктории. И та не подвела, схватила Найда за плечо, удержала, не дав затянуться удавке.
Я выбросил надетый на руку тяжёлый металлический кастет, склонился над Михаилом. Достал из кармана пластиковые стяжки и начал сковывать ему руки за спиной. Пояснил:
– Это надёжнее наручников, как мы убедились.
Некоторое время Виктория смотрела на это молча, потом сказала:
– Не менее пяти. И на ноги тоже.
Я не ответил. Закончил с руками. Перевернул Михаила, посадил, привалив спиной к машине. Глаза его были закрыты, он тяжело дышал. Я стал сковывать ему ноги.
– Надеялась на что-то подобное, – сказала Виктория. – Но не была до конца уверена, что ты решишься.
– Мы, люди, очень предсказуемы, – ответил я. – Уверен, что ты всё рассчитала.
Виктория кивнула:
– Да. Он бы меня не отпустил.
– Ты его убил? – с ненавистью спросил Найд.
– Не заставляй меня считать тебя глупым, – ответил я. – Кваzи не убить ударом по башке. Полчаса – и очухается.
Найд кивнул и сказал:
– Я тебя презираю.
– Верю, но это не важно. – Я выпрямился и спросил Викторию: – Что ты хочешь сделать с вирусом?
– Отнесу его своим.
– Кто эти «свои»?
– Не самые крайние радикалы, – пояснила Виктория. – Они не будут первыми начинать бактериологическую войну, если тебя это тревожит. Но мы начнём говорить с людьми на равных. Не так, как Представитель. Он слишком мягок, его время ушло.
– Это может кончиться войной, – заметил я.
– Всё и всегда кончается войной, – сказала Виктория. – К сожалению. Но шансы есть. Может быть, мы не повторим судьбу динозавров.
Я кивнул. Сказал:
– Сделаем так. Я довожу тебя до прохода. Открываю ворота. Ты отпускаешь Найда и уходишь. Сама понимаешь, я тебя и днём в городе не догоню, а уж ночью и в лесу…
– Вирус я уношу, – сказала Виктория.
– Вирус ты уносишь, – подтвердил я.
Виктория помолчала, разглядывая путы на руках и ногах Михаила. Видимо, результаты её устроили.
– Не понимаю, в чём подвох, – призналась она. – Хорошо, веди. Ты идёшь впереди. Но вначале – вначале выбрось всё из карманов. В сторону, подальше от Драного Лиса.
Я выбросил.
Мачете. Пистолет. Связку ключей. Швейцарский перочинный ножик. Газовый баллончик. Наручники. Даже носовой платок.
И пошёл впереди.
А что мне ещё оставалось делать?
Хорошо хоть Найд молчал, не то поражённый моим предательством, не то уже не желающий разговаривать.
Под непрерывным дождём мы дошли до МКАДа, до многоуровневой развязки, когда-то забитой машинами, а сейчас пустой. Транспорт, конечно, по МКАДу шёл и сейчас, по двум оставшимся полосам, слышен был шум машин, метались над дорогой огни фар – стационарное освещение было выключено в целях экономии. Но здесь, на тупиковой, никому, кроме сумасшедшего барина, живущего на холмах со своей челядью, не нужной Рублевке, было безлюдно.
Баррикада под МКАДом, наглухо закупорившая Рублёвку, была основательной. Даже не баррикада, а капитальная стена, пробка, заглушка. Сооружение из бетонных плит, со сваренной вместе арматурой, с забетонированными щелями, укреплённое толстенными стальными листами. В первые месяцы никто не знал, чего ждать от восставших. Вдруг они бетон прогрызают… Перестраховывались как могли.
Ворота были одни – массивные, высокие, достаточные для проезда небольшого грузовика. Они стояли на роликах, скользящих по жирно блестящим под дождём рельсам. Тут всё регулярно смазывали – раз в месяц рублевский отшельник посещал Москву, привозил на продажу мёд, зерно и овощи, посещал со всей прислугой кинотеатры, закупался в супермаркетах. Говорят, это походило на цыганский табор или бродячую ярмарку. Нормальный в общем-то дядька, упорный.
Возле ворот в стене был небольшой пульт, прикрытый грубой железной крышкой, и несколько фонарей в решётчатых коробах. Фонари, конечно же, не светили.
– Даже если ты знаешь код, сработает сигнализация, – сказала Виктория.
– Понятное дело, – усмехнулся я. – Но кода я не знаю. Их регулярно меняют… Давай отпускай Сашку.
– Я – Найд, – сказал сын, упрямо глядя на меня.
Виктория размышляла.
Никакого оружия при мне не осталось, она сама провела быстрый, но умелый обыск. Михаил был оглушён и связан. В рукопашной с кваzи мне ничего не светило.
– Поэтапно, – сказала она наконец. Привлекла к себе Найда, сняла у него с шеи удавку.
– Хорошо, – согласился я.
Подошёл к стене, взялся за один из фонарей сбоку от стены и потянул. Он был закреплён всего на одном болте и со скрипом повернулся вверх, вытягивая за собой кабель и открывая небольшое отверстие между бетонными плитами.
– Что это? – растерянно спросила Виктория.
– Технологический лючок. Для доступа во время монтажа ворот. По недосмотру одного из монтажников остался плохо закреплённым.
Я засунул руку глубоко в отверстие. Ощупал железо. Взялся за рукоять лебедки. И принялся её вращать.
