отец. — Нет в космосе никакой органической жизни и быть не может.
Мама услышала наш разговор, выглянула из кухни.
— А неорганической? — настаивал я. — Какой-нибудь странной? Похожей на камень?
— Чушь полная, — сказал папа, а мама в ответ просто скрылась на кухне. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Опять ты начитался своей фантастики. Жизнь — она здесь и в телевизоре. В той же "международной панораме", которая хоть и не для твоего возраста, но кое-что в ней понять нетрудно, даже не обладая жизненным опытом.
— А дед не верил в "панораму"! — разозлился я.
— Он много во что не верил, — вспылил отец. — Да, "панорама" преувеличивает, но лишь затем, чтоб ее поняли не самые умные зрители. Суть она передает верно. Идет борьба двух систем, нашей и капиталистической, и лучше быть за наших. Надежнее и спокойнее. Думаешь, у Америки в ее телевизоре все гладко? Там наверняка по Москве медведи бродят! На это нужно чем-то отвечать. В идеологическом соревновании побеждает тот, кто лучше соврет. Надеюсь, мы лидируем, но темп сбавлять нельзя! Только ускоряться и ускоряться.
Отец надул губы и снова взялся за ножницы.
— А про деда мы еще с тобой поговорим, — с тенью обиды сказал он. — Нашел себе кумира.
3
Я поужинал и отправился спать. То есть сообщил родителям, что не выспался и ложусь, а сам просто закрыл дверь в свою комнату. Я догадывался, что отец слушать меня не будет, но все равно неприятно. И мама… Посмотрела и ушла. А самым плохим было то, что папа про деда сказал. "Кумир"! Никакой он мне не кумир. Всего лишь добрый, интересный и умный. Не такой, как все. Быть другим — подвиг, который совершается каждый день.
На улице начинало темнеть, я включил лампочку в торшере и решил что-нибудь почитать. Хотя что, если все не по одному разу читано? Уже всю фантастику выучил, как Глеб карту Москвы. Где новые книги? Почему в стране так мало хороших писателей? В Америке тоже немного, ну и что с того? Если где-то плохо, почему у нас должно быть точно так же?
Может, как вырасту, сам что-нибудь напишу. А может, буду работать инженером на дурацком заводе и до ночи рисовать чертежи на кухне. Не поэтому ли писателей раз-два и обчелся? Или они не нужны? Пустота в холодильнике заметна, а что какая-то книга осталась несуществующей — нет.
Ну, поживем-увидим. Сейчас главное — борьба со злобным метеоритом, который мы притащили в Москву. Открыли инопланетную жизнь, ага.
Важно то, что такие метеориты на Землю уже падали. Дядя Гриша и Павел Федорович могут подтвердить. Однако со временем камни теряли силу, и ужаленные ими люди обратно становились собой.
Но почему на нас метеорит вообще не подействовал?
4
…Уже засыпая, я услышал, как мама тихонько говорит папе:
— Мы что-то делаем неправильно.
Голос такой, будто у нее слезы.
— О чем ты? — спросил отец.
— Обо всем.
Отец вздохнул, потом сказал:
— Давай спать.
И наступила тишина.
Глава 29 Писатель
1
Утром следующего дня выяснилось, что ни меня, ни Артема, ни Глеба за ночь никакие умные мысли не посетили. И что теперь? Продолжать следить за художниками? Только и остается.
Мы целый час сидели на лавочке и болтали о всякой ерунде, стараясь не вспоминать о метеорите. Как в математике — "три пишем, два в уме". Так и здесь — говоришь об одном, а на уме другое, и оно побольше первого во много раз.
Потом все-таки стали обсуждать инопланетную угрозу и склоняться к мысли, что надо ничего не делать и подождать, пока метеорит сам зачахнет и отпустит людей.
А дальше случилось вот что.
— У Игоря в повести про Комбинат сторож охранял ворота и ни о чем не думал. Не знаю, похоже или нет, — сказал Артем.
— Поехали к Игорю, попросим у него совет.
— Очень смешно, — буркнул Артем, — давай адрес. Едем.
— Ад-дрес есть, — вдруг сообщил Глеб. — Я его на военной б-базе в к-компьютере нашел. Но…
У меня и Артема глаза стали размером с блюдце.
— Чего же ты молчал?! — воскликнул я.
Глеб опустил голову и уставился в землю.
— А это точно Игорь? Может, однофамилец, — засомневался я.
— Б-было н-написано, что он автор т-той книги, — продолжая смотреть вниз, тихо ответил Глеб.
— Тогда поехали, — сказал Артем. — Только будет ли он с нами разговаривать. Мы о нем не знаем ничего.
— Будет, — заверил я. — Тот, кто пишет фантастику, не может оказаться плохим человеком. Если, конечно, он не пишет плохую фантастику. О каждом человеке можно сказать, хороший он или плохой, прочитав написанные им книги.
— У нас есть деньги на проезд? — спросил Артем и сам ответил:
— Нет. Пойду к бабушке.
2
Через двухминутное мгновение он вернулся с монетками в кармане. Мы добежали до автобусной остановки, сели в автобус и быстро очутились у ближайшей станции метро.
Это я предложил ехать не на воздушном трамвае, а на подземном.
Мне нравятся мрачные каменные залы и выезжающие из темноты поезда. Подземелья похожи на другой мир, таинственный и чужой. Живущий по своим законам.
Из метро Москву видно не хуже, чем с воздуха, потому что в вагоне ты рано или поздно закроешь глаза и начнешь ее представлять, то есть выдумывать. Ничего страшного, ведь любой город выдуман! Откуда нам знать, что на самом деле происходит за окнами и куда действительно спешат люди? Может, газеты и вывески обманывают. Спите, говорят, граждане, ни о чем не переживайте.
С закрытыми глазами я часто вижу Москву ночной, темной, не расцвеченной огнями. Москва закрытых глаз пустая, без людей. Стоят вдоль дорог брошенные автомобили и ветер гоняет пыль по тротуарам. Как на том рисунке, который показывал мне дед.
3
А дом писателя, между прочим, в самом центре. Три
