совсем невозможно, — ответила она, и я понял, что вопрос на самом деле был не таким уж и глупым. — Старшие каким-то образом могут перенести и вещи, но я и сейчас этого не смогла бы, а тогда тем более.
— А потом?
— А потом меня нашли люди. Повезло. Ну то есть как повезло… как с провалом — в конечном итоге-то повезло, а так совсем не очень.
Могу себе представить. Даже в наше достаточно мягкое время у голой женщины в лесу встреча с людьми имеет немалый шанс оказаться весьма неприятной, а в племенном обществе, которое обычно чужаков и за людей не считает, судьба такой находки гарантированно будет очень нелёгкой. Расспрашивать о её дальнейшей судьбе я не стал — скорее всего, она бы просто замкнулась, и на этом всем беседам пришёл бы конец.
— А что там за люди, Лапа? — у Ленки тоже разыгралось любопытство.
— Я даже не уверена, что их можно назвать людьми, — задумалась та. — Очень уж там всё по-другому.
— Если смотреть чисто по физиологии, так никого из нас нельзя назвать людьми, включая тебя, — заметил я.
— Ну если не по физиологии, то там люди, — согласилась она. — Потомки рабов, которые ушли в леса. А остатки ящеров бродят по равнине — лесов они не любят, к лесу они не очень хорошо приспособлены.
— А с нашими лесными они как-нибудь связаны? — я давно уже догадался, что это за родичи у лесных.
— Связаны, — подтвердила Лапа. — Здешние лесные тоже потомки рабов, только тех, которые не ушли в леса, а решили вернуться на родину.
— То есть своим фокусам ты у тамошних лесных научилась?
— Не совсем у них, — неохотно сказала она. — Я потом со Старшим сошлась, кое-чего у него нахваталась.
Могу предположить, что как раз этот самый Старший её из рабства и выручил. Так уж повелось, что бывшие рабы очень охотно становятся рабовладельцами, так что совсем несложно было догадаться, каким было её положение в том племени.
— Ладно, я спать, — сказала Лапа, вставая с бревна, и недовольно добавила: — Умеешь же ты, Кеннер, человека наизнанку вывернуть.
На следующее утро все встали изрядно разбитыми — речь, разумеется, о студентах. Если преподаватели и чувствовали какие-то неудобства после вчерашней пробежки, то этого никак не показывали. Мы с Ленкой тоже не показывали, хотя чувствовали себя не так уж бодро — десять вёрст бега с тяжёлым грузом даже для нас дались непросто, и недолгого сна было совсем недостаточно для полноценного отдыха. Без кряхтенья и жалоб, конечно же, не обошлось, но кряхтела и жаловалась исключительно мещанская группа. У наших крестьян в эмоциях очень ярко прослеживались недовольство и раздражение, но жаловаться они не стали. Может, действительно осознали наконец, как следует вести себя будущим дворянам? Хотелось бы верить.
Алина, по всей видимости, прекрасно поняла наше состояние и решила, что полностью изматывать нас нет необходимости, так что дальше мы уже не бежали, а шли. Не то чтобы с нашим грузом это было лёгкой прогулкой, но, по крайней мере, теперь я мог больше обращать внимания на наше окружение. И почти сразу же заметил странность.
Иногда поле Силы слегка вздрагивало. Точнее, привычное нам поле Силы оставалось в покое — вздрагивало какое-то другое поле, которое обычно было совершенно незаметным за дымкой Силы. Оно начинало колыхаться и порождало небольшие вихри, а следом увлекало за собой и поле Силы, которое тоже начинало двигаться. Вот в этот небольшой период, когда это другое поле начинало двигаться, но ещё не успевало увлечь за собой Силу, и было заметно, что это два разных поля — явно тесно связанных между собой, но всё-таки немного разных.
Собственно, мне не нужно было гадать, чтобы понять, что это такое. Это та самая другая грань Силы, которую я научился видеть после того, как меня чуть не затянуло в провал в Нижнем мире. Именно она здесь не находилась в покое, и её флюктуации были достаточно сильными, чтобы воздействовать на привычное нам поле.
Я прибавил шаг и с извиняющимся видом посмотрел на Менски, который всё понял и укоризненно покачал головой, но всё же промолчал. Я предпочёл воспринять это как согласие и ещё прибавил ходу, чтобы догнать Тамилу.
— Привет, Лапа, — поздоровался я.
— Виделись, — иронически хмыкнула она.
— Ты заметила странную вещь? — спросил я, не обращая внимания на её настроение. — Иногда поле Силы вздрагивает и порождает вихри.
— Я же не одарённая, — пожала плечами она. — Я этого вашего поля не вижу.
— То есть ты ничего не замечаешь?
— Замечаю, — призналась она. — Только не вижу, а чувствую какие-то изменения. Есть такая штука, которая называется Сердце Мира, и до нас доносятся его отголоски.
— А что это такое? — в недоумении спросил я. — Никогда не слышал ни о каком сердце.
— Нашёл же ты, к кому пристать, — покрутила головой она. — Мне-то с чего в этом разбираться? К Алине, кстати, тоже можешь с этим не вязаться. Может быть, кто-то из Старших мог бы про это рассказать, но я не знаю кто. Да если бы и знала — ты же в Полуночь переходить не хочешь?
— Не хочу, — подтвердил я.
— Правильно делаешь, что не хочешь, — кривовато усмехнулась она. — Нет, до чего же ты всё-таки приставучий болтун. Вот жена у тебя нормальная девчонка.
— Это она тебе понравилась потому, что по физиономии тебе настучала? — с досадой поинтересовался я. — Так ведь я тоже могу, если уж ты так это дело любишь.
— Ну, там ещё вопрос, кто кому настучал, — возразила она, впрочем, довольно добродушно. — А ты точно можешь? А то у меня сложилось впечатление, что ты всегда за жену прячешься.
— Неправильное впечатление у тебя сложилось, ничего ты не поняла. Если для Лены будет хоть тень опасности, то я за неё прятаться не стану, будь уверена. Она просто любит подраться и вообще человек действия, а я предпочитаю разговаривать. Морена как-то даже сказала, что мы дополняем друг друга, как разные стороны одной сущности.
— Морена? — непонимающе переспросила Лапа. — Ты кого имеешь в виду?
— Ну, ту самую Морену, — пояснил я.