class="v">Красота лица Луне подобна,
Речь – волне старинного напева.
Не таи в душе невинной страха:
Не рабыней станешь ты, о, дева,
А женой посланника Аллаха!»
А она, нащупав под накидкой
Из огня спасенный свиток Торы,
Так ему сказала – и улыбкой
Отмела язвительные взоры:
«Нет, еврейкой, дочерью еврея
Буду я под чашей небосвода.
Навсегда останется моею
Вера истребленного народа!»
...На забытом Богом пепелище
Тени, тени – тающие лица.
Только ветер от пустыни свищет,
Словно призывает воротиться,
Но несет, несет сынов Курайза.
Тот же ветер, с пеплом их развеяв.
Не увидишь, сколько ни старайся,
Племя непокорных иудеев...
После разрушения крепости еврейского племени Бану Курайза мусульмане казнили всех мужчин, оставшихся в живых, а женщин и детей разделили между собой. Мухаммад выбрал для себя из пленниц Райхану бинт Амр. Она стала его собственностью. Мухаммад хотел жениться на ней, но она упросила его не делать этого. Когда он взял ее, она отказалась принять ислам, осталась иудейкой.
Ее звали Евгения Маркон. Она была дочерью выдающегося историка-гебраиста Исаака Маркона, женой революционера и поэта-биокосмиста Александра Ярославского. В архивах НКВД сохранились 40 страниц, написанных ее рукой – автобиография этой удивительной женщины и история ее любви…
«…Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж.
Королева играла в башне замка Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж…»
Ах, песенки старинные, текущие рекою,
Когда на хулмах Севера лежит густая мгла…
А вот ее история была совсем другою,
Но тоже королевскою любовь ее была.
Молоденькой курсисточке, возвышенной натуре
Он говорил: «Грядущему дорогу приготовь!»
Он говорил: «Грядущее всегда подобно буре!»
Он говорил: «Грядущее...» – ей чудилось: «Любовь...»
Над Секиркой над горой птицы быстрые,
Над Секиркой над горой залпы-выстрелы,
Цвета моря облака, цвета неба ли?
Ах, воздушная река, были-небыли...
Писал о тайнах Космоса и о заре свободы,
Писал, что все изменится и что тиран падет.
Что к ценностям возвышенным потянутся народы,
Которые, пока еще, – как неразумный скот.
Она листовки клеила на стены и ограды,
И в театральной сумочке носила револьвер.
А после – революция, а после – баррикады:
«Да здравствует Грядущее и эрэсэфэсэр!»
Над Секиркой над горой птицы быстрые,
Над Секиркой над горой залпы-выстрелы,
Цвета моря облака, цвета неба ли?
Ах, воздушная река, были-небыли...
И вот – война закончилась, но где же та свобода?
Все сломано, растоптано, утоплено в крови.
А он кричал на митингах, он лез, не зная брода,
Она за ним, куда ж еще – зови иль не зови?..
Они ведь были молоды, талантливы, речисты,
В сражениях – отчаянны, в дискуссиях – ловки.
И к ним пришли-нагрянули товарищи чекисты,
Без лишних слов отправили его на Соловки.
Над Секиркой над горой птицы быстрые,
Над Секиркой над горой залпы-выстрелы,
Цвета моря облака, цвета неба ли?
Ах, воздушная река, были-небыли...
После ареста мужа Евгения Маркон по идейным соображениям ушла в уголовный мир, стала воровкой. Несколько раз арестовывалась и ссылалась. Из сибирской ссылки она бежала на Соловки, чтобы организовать мужу побег из лагеря.
Когда на Север увезли его,
Ее сомненья больше не терзали:
«Коль рядом нет поэта моего,
Так лучше быть воровкой на вокзале!»
И жизнь давно – сухарь, а не калач.
И песенка веселая допета.
Но вот рванется скорый поезд вскачь,
Она увидит своего поэта…
...Несется поезд вскачь.
Судьба – что детский мяч.
Она ворует чьи-то кошельки.
Она теперь одна
И не ее вина,
Что увезли его на Соловки.
Несется поезд вскачь,
За ним несется плач,
Беззвучный плач похож на черный дым.
Безумной жизни новь,
А у нее – любовь,
И ей его не заменить другим.
Несется поезд вскачь,
А ты глаза не прячь,
А на перроне – мусор и плевки,
Подрежь лопатничек,
Наденешь ватничек –
И улетишь к нему, на Соловки.
Несется поезд вскачь,
А в нем сидит палач,
А рядом с ним сидит палач другой.
…А за окошком тьма,
Она сведет с ума
Того, кто не в ладу с самим собой…
Она – в ладу с собою и судьбой,
Ее никто остановить не сможет.
И даже тот не выигранный бой,
Любых побед ей кажется дороже.
Горька свобода, осторожен ум.
Но без свободы человек – обмылок…
Побег сорвался. На Секирке кум
Заряд свинца всадил ему в затылок.
Над Секиркой над горой птицы быстрые,
Над Секиркой над горой залпы-выстрелы,
Цвета моря облака, цвета неба ли?
Ах, воздушная река, были-небыли...
Попытка не удалась. За несостоявшийся побег Александра Ярославского расстреляли. Когда ей, содержавшейся в штрафном изоляторе, начальник лагеря Дмитрий Успенский сообщил, что лично расстрелял ее мужа, она, не сдержавшись, бросилась на палача с камнем в руках. За эту попытку, которая была квалифицирована судом как террористический акт, ее тоже приговорили к расстрелу.
Ложится спать Иерусалим,
не запирая на ночь двери.
Край редких и волшебных зим,
непредсказуемых метелей.
Очаг негаснущих страстей,
он низко пал и был возвышен,
