«Кто знает, куда тебя в итоге занесет?» — как-то сказал он.
Но я решил, что не буду зацикливаться на этом, и напомнил себе, что следующая важная задача — это выяснить день и время, в котором я на этот раз оказался. Поэтому я подошел к компьютеру и нажал на кнопку, но он оказался заблокированным и включался лишь после проверки отпечатка пальца.
На маленьком экране телефона рядом с клавиатурой светились какие-то цифры. Но как только я наклонился, чтобы разглядеть их, из-за двери послышались пиликающие звуки, похожие на те, что издают кнопки замка на гаражных воротах. Я и не знал, что на двери отца был код. Ведь внутри этого здания и так безопасно.
Если только это не будущее… Вдруг я оказался в будущем после тридцатого октября две тысячи девятого года?
Но у меня не было времени обдумать эту идею, потому что я вдруг осознал, что, если дверь откроется и сюда войдет кто-нибудь — например, отец, — он вполне может сойти с ума, увидев меня. Ведь я не должен был находиться здесь в этот день. В этом году, каким бы он ни был.
Я шагнул в шкаф для одежды слева от стола как раз в тот момент, когда дверь открылась. Звук шагов эхом разнесся по комнате, и вдруг перед моим лицом появилась рука. Вжавшись в стенку, я затаил дыхание. Отец убирал в шкаф свое зимнее пальто.
Подсказка номер один: на улице холодно. Несколько месяцев уже можно исключить. Дверца закрылась, но не до конца. Внутрь проникало немного солнечного света, и я мог видеть отца, который перекладывал бумаги на столе. В тишине офиса вдруг раздался громкий звонок, и я чуть не потерял сознание, подумав, что меня обнаружили.
— Слушаю, — произнес отец.
Это всего лишь телефонный звонок.
— Все прошло по плану, — прогудел мужской голос из немного приглушенного динамика.
— Агент Фриман, мне нужен полный отчет.
Агент?
Мне показалось, что человек на другом конце линии фыркнул, и тогда отец рявкнул:
— Немедленно!
— Хорошо, хорошо, извините. Два объекта, мужского и женского пола, благополучно прибыли в назначенное место.
— Агент Фриман, мне кажется, вы не понимаете, что такое полный отчет. Я вынужден буду снизить ваш балл за практический экзамен, — угрожающим тоном произнес отец.
— Ладно. Гром со своими друзьями, как обычно, шел пешком и успел к началу репетиции джазовой группы в семь часов две минуты утра. А Молния оказалась в заданном месте ровно в семь часов пятьдесят восемь минут. За две минуты до звонка к началу занятий в классной комнате. Она могла прийти раньше, но решила зайти за горячим шоколадом.
Судя по всему, он докладывает о нас с Кортни.
Но ее не стало пятнадцатого апреля две тысячи пятого года.
Гром и Молния? Кодовые имена?
Записывать я здесь ничего не мог, поэтому закрыл глаза, сильнее вжался в стенку шкафа и заставил себя снова и снова повторять известные мне факты.
Я попал в прошлое до две тысячи пятого года. Судя по всему, какой-то агент следил за нами по дороге в школу и сейчас отчитывался перед отцом.
Да, вынужден признать, мой отец — очень серьезный человек, занимающий пост генерального директора крупнейшей фармацевтической компании. Но отправлять за нами специальных агентов, или кем там был этот парень, звонивший по телефону, — это уже слишком.
— Она была одна? — спросил отец, оторвав меня от размышлений.
— Да, сэр.
Я слышал, как он расхаживал по кабинету.
— А как же та девочка, живущая двумя этажами выше? Пейтон?
— Источник сообщил мне, что она простудилась.
— И ты не посчитал нужным доложить об этом мне? Если бы я знал, то пошел бы вместе с ней…
— Я полгода рисковал жизнью в пустыне, выполняя задания ЦРУ. И вполне в состоянии проследить за двумя двенадцатилетними детьми по дороге в школу! — В голосе агента послышалось легкое раздражение.
Агент ЦРУ провожал нас в школу? Или, может быть, он к этому времени уже уволился или вышел на пенсию и начал работать на отца?
Отец вздохнул:
— Примите мои извинения. Спасибо за информацию. Сегодня первый день, когда за ними присматриваю не я. Не думал, что мне так тяжело будет перепоручить это дело кому-то другому.
Что?!!
— Не стоит так переживать. Ведь половина треклятого ЦРУ постоянно присматривает за ними. Большей безопасности для ваших детей не добиться, даже если возить их в машине с пуленепробиваемыми стеклами.
— Агент Фриман, не стоит так легкомысленно относиться к заданию. Пусть даже это сопровождение двух детей в школу. И, надеюсь, вы понимаете мое самое важное условие?
— Ни в коем случае не вмешиваться. Кроме ситуаций, когда у меня не будет другого выхода, — произнес агент Фриман. — На днях я видел, как Гром с парой друзей бросали яйца из окна его комнаты в машину того русского. И не сказал ни слова!
Отец усмехнулся:
— Это было пару дней назад, так ведь?
— Да, сэр, одиннадцатого января.
Одиннадцатое января. Мне двенадцать лет. То есть… не мне, а тому, другому Джексону. Ему сейчас двенадцать. Я быстро провел подсчеты в уме и пришел к выводу, что нахожусь в тринадцатом января две тысячи третьего года.
Две тысячи третий? Черт возьми!
— Я займусь этим. И, к вашему сведению, этот русский — полный придурок, но я, конечно же, не одобряю, когда из окон двадцатого этажа что-то бросают. Особенно если вспомнить о том, что в Нью-Йорке это запрещено законом. Спасибо, вы сообщили мне все, что было нужно. Жду от вас новой информации каждый час.
Я не слышал шагов отца — ни единого звука, чтобы догадаться, что он приближается к шкафу, — и вдруг дверь резко распахнулась. Он зажал мне рот ладонью и за рубашку вытянул наружу.
Еще через секунду я оказался у стены: отец придавил мне шею рукой и навалился всем телом, чтобы у меня не было ни малейшего шанса вырваться.
Конечно, я мог сбежать. Просто переместиться во времени. Но глядя в гладкое, уверенное лицо отца, который был сейчас почти на семь лет моложе, я понимал, что не могу сконцентрироваться.
— Ты моложе остальных, — спокойно произнес он. — Как ты попал сюда, черт возьми?
Кто такие «остальные»?
Его рука по-прежнему давила мне на горло, и я не мог дышать, не говоря уже о том, чтобы ответить ему. Сейчас я был на семь лет старше того мальчика, с которым он, возможно, сегодня завтракал за одним столом. Понятно, почему он не узнавал меня.
Лицо отца оставалось абсолютно спокойным, но глаза сверкали от гнева. Или даже от ненависти. От этого взгляда у меня по спине пробежал холодок.
— Что ты предпочитаешь? — спросил он. — Пистолет? Яд? Смертельную инъекцию?
