рукавицы, и его уверенные ловкие пальцы быстро заскользили по пластиковому корпусу самого летательного аппарата. Здесь требовалась особая тщательность и в рукавицах было совсем неудобно. Он откинул крышку в передней части похожего на модель старого «кукурузника» беспилотника и достал из внутреннего кармана любовно укутанный в чистую тряпочку аккумулятор. Его он всегда приносил непосредственно перед полетом – если оставить батарею хотя бы на несколько часов здесь, на морозе, то она быстро теряла мощность и становилась непригодна к эксплуатации. А учитывая, что это была последняя и единственная батарея, терять ее очень не хотелось.
Наконец все было готово. Широков закрыл крышку, последний раз проверил корпус аппарата и установил винт. После чего, задержав дыхание, он посмотрел на небо и нажал рычаг. Самолет выстрелил в небо, как арбалетная стрела, и над залитой солнцем белой пустыней тихонько, комариным звоном тоненько зазвучал электродвигатель.
– Хорошо, что ветра нет, – снова повторил он и, наскоро побросав в сумку инструменты, чуть не бегом двинулся ко входу в тоннель, догоняя Щукина.
Оказавшись за дверью радиорубки, Широков перевел дыхание, отключил помигивающие потолочные лампы и, нашарив в темноте рычажок небольшого настольного светильника, включил свет.
Стол, с установленными на нем приборами, несколькими старыми жидкокристаллическими мониторами осветился мягким желтоватым светом. Широков уселся в кресло, и, одновременно запуская мониторы, достал из ящика стола паяльник, включил его в сеть и воткнул в стоящий на столе стакан с водой. Импровизированный кипятильник мгновенно зашипел и на его поверхности стали появляться мелкие воздушные пузырьки, за которыми обычно подолгу и с удовольствием наблюдал Широков.
Однако сегодня был особый случай. Сзади глухо стукнула дверь рубки, но Широков даже не повернул головы, прекрасно зная, что это может быть только Щукин. В рубку был разрешен вход только помощнику радиста, капитану, и еще нескольким ответственным лицам, о чем и предупреждала табличка на двери. Правда, большинство из этих ответственных лиц уже не было в живых, а капитан никогда сюда не заходил.
– Сядь, – не поворачивая головы кивнул Широков.
Щукин перестал нервными перебежками двигаться за спиной, и в рубке наступила тишина. Широков внимательно следил за мониторами. На одном из них маленькая красная точка медленно описывала круг в центре экрана.
– Может, камеру? – тихо выдохнул за спиной Щукин.
– Без толку, – так же тихо ответил Широков. – Сам знаешь, с камерой заряда хватит на пару минут.
– А инфракрасный работает? – снова спросил Щукин.
Широков чуть повернул голову и молча посмотрел на него.
– Помолчи, а? Инфракрасный… Треска ты безголовая. Он же не светится нихрена. У него теплопотери – ноль, разве что нос немного фонит, но для этого нужно ему на этот самый нос сесть, чтобы засечь. Локатором попробуем.
Красная точка продолжала кружить в центре одного из мониторов, двигаясь по спирали, с каждым витком немного увеличивая радиус.
– Охотники вышли? – спросил Широков.
– Давно уже. Думаю, уже на поверхности.
– Вызывай.
Щукин уселся за соседний пульт и, водрузив на голову наушники с тонким прутиком микрофона, защелкал тумблерами.
– Стая, стая, я барсук. Как меня слышите, прием?
Широков не отрываясь следил за усеянными рядами цифр мониторами.
– Ну?
Щукин повернулся к нему и отчитался в спину: – Прошли восемьсот, след поворачивает на запад. И ветер поднимается.
– Ч-черт… – Широков посмотрел на показания и убедился, что Щукин прав. Уверенный округлый ноль на мониторе начал подрагивать, иногда срываясь на единицу с хвостом быстро меняющихся сотых.
– Просят визуально подтвердить, – сказал Щукин, прижимая к ушам телефоны.
– На следующем круге. Три с половиной минуты, скажи им.
– Есть.
Широков снова взглянул на показания скорости ветра и коротко выдохнул. Теперь там красовалась уверенная двойка, но и она уже начинала подрагивать, явно собираясь в скором времени превратиться в тройку.
– Успеем? – не выдержал за спиной Щукин.
– Не дрейфь, салага. Успеем.
Широков нажал несколько клавиш, и красная точка на мониторе тут же побежала быстрее, описывая правильную окружность со все увеличивающимся радиусом.
– Через минуту, – бросил он через плечо Щукину. – Пусть отметку ставят. Готовь камеру.
Щукин торопливо забормотал что-то в микрофон.
– Есть метка!
– Принял!
Широков включил камеру и тут же почувствовал на шее горячее дыхание – Щукин так же напряженно всматривался в экран. Поначалу ничего не было видно, монитор наливался лишь молочно-белым светом. Но вот в нижнем его углу появились несколько маленьких черных точек. Их можно было бы принять за пыль на поверхности экрана, но угол обзора медленно менялся и стало ясно, что точки двигаются, оставляя за собой тонкую нитку следов. Другая такая же полоска, видневшееся в верхней части экрана, была все еще хорошо видна и круто сворачивала на запад. Но по экрану то и дело пробегали рваные горизонтальные полосы, которые можно было принять за обычные помехи.
– Ветер, – снова повторил Щукин.
Широков ничего не сказал, лишь взглянул на показания и убедился, что Щукин прав – там уже красовалась наглая и самодовольная тройка, не сулящая им ничего хорошего.
– Пусть возвращаются, – сказал Широков, после некоторого раздумья.
– Не успеем? – с надеждой спросил Щукин.
– Нет. Далеко ушёл. И ветер.
– Может, пусть хотя бы ловушку поставят?
– Незачем. Он не пойдет назад той же дорогой. Он нас обходит, по кругу. Приманка нужна.
Оба замолчали и уставились друг на друга.
Наконец Щукин кивнул и быстро спросил:
– Доложить капитану?
– Доложи. Только не по связи – сходи сам.
Щукин кивнул и вышел.
5
Пискнула «лиственница» и послышался суровый боцманский бас:
– Боря, не может этот карась командира найти, нет его.
Широков чертыхнувшись, выставил автопилот и, удерживая показания в поле зрения, поймал свисающие с потолка устройство.
– Как нет?
– В отсеках нет, каюта не отвечает. А говнари как раз бак затеяли загружать, закрылись, проход будет только часа через два, учитывая вентиляцию. Ты закончил? Сходи может потом сам к нему? Новость-то хорошая, порадуешь старика. А то он на тебя что-то в последнее время как-то странно поглядывает…
– Знаете уже?
– А то! На кабмузе уже ножи точат.
– Ножи они точат… Губошлепы. Ладно, схожу сам. Как раз маневр закончу и схожу. Говнарям скажи, чтоб поторопились.
«Лиственница» хмыкнула и боцман отключился.
Широков вновь повернулся к приборам и, рассматривая пульт, отметил про себя, что белых полос стало намного больше. След, еще недавно тонкой, но уверенной линией вьющийся вверху экрана, становился все тоньше и исчезал прямо на глазах.
Он крякнул и раздраженно выключил камеру. На месте бескрайнего белого моря вновь появилась красная точка, описывающая неспешный круг. Рассматривая её, он нервно колотил пальцами по столу, отбивая рваный, одному ему слышимый ритм. Посмотрев на показания приборов, он убедился, что ветер еще более усилился, а цифры вверху другого экрана, отсчитывающие время работы батареи, подбирались к двадцати минутам. Широков встрепенулся и, подскочив к двери запер ее на ключ. Вернувшись к столу, он сейчас же застучал по клавишам. Открыв один из ящиков стола, достал лист бумаги, исписанный ровными столбиками цифр. Он нажал еще несколько клавиш, и красная точка послушно изменила
