Ознакомительная версия.
Пища духовная, однако, никак не усмиряла пищу физическую. Пострадав с полчаса, папа выполз из-под одеяла и, ступая босыми ногами по холодному мраморному полу, проследовал в медицинскую комнату. Там, в полумраке, стараясь не смотреть на хищно поблёскивающие зубоврачебный аппарат и комплекс экстренной хирургии, он открыл шкафчик, где хранились таблетки. Годы, к сожалению, брали своё, поэтому расположение самых часто используемых лекарств Иоанн Двадцать Четвёртый знал на ощупь.
Дожидаясь действия таблетки, папа постоял перед окном студии. Площадь святого Петра, объятая колоннадами, была почти пуста — лишь на парапете одного из фонтанов сидела припозднившаяся парочка, да неторопливо работали служители базилики, составляя пластиковые стулья перед храмом в аккуратные ряды.
Живот понемногу отпускало. Однако спать по-прежнему не хотелось. Папа вздохнул, сгрёб со стола не просмотренные ещё документы, оставленные вечером секретарём, и пошаркал в спальню. Перебирая по пути бумаги, он наткнулся на яркую брошюру «Лиги Счастья». С утра он просил секретаря подобрать материалы об этой новой секте и, надо же, так и не удосужился посмотреть. Папа расстроенно покачал головой и забрался на кровать.
Был ли он счастлив? Был ли счастлив Джузеппе Антонелли, сын туринского булочника, с ранней юности выбравший духовную стезю и закрывший для себя весь остальной мир? Был ли счастлив на склоне жизни Иоанн Двадцать Четвёртый, папа, первосвященник, преемник, архиепископ, митрополит и суверен? Был ли он счастлив на богослужениях, испытывал ли он религиозный экстаз, замирало ли его сердце в созерцании того величия, что являл Господь? Или же всё это давно превратилось в механическую работу, которую он тем не менее выполнял искусно и изобретательно? Было ли дано ему счастье любви, восхищался ли он женщиной, ощущал ли полноту единства двух душ и тел? Или же его познания в этой области ограничивались стыдными юношескими воспоминаниями о нескольких визитах в публичный дом и неумелыми объятиями соседской девчонки? Испытал ли он счастье творения? Знания? Рождения ребёнка? Полноты жизни? Или, может быть, он был счастлив, когда конклав кардиналов избрал его новым папой? Что он ощутил, узнав об этом? Счастье? Или же пустоту от осознания того, что вершина, к которой он стремился, наконец, покорилась, а самым сильным чувством оказалась лишь досада, что это не случилось годами раньше, когда святой престол маячил совсем рядом, но его занял другой?
«Счастлив ли ты?» — вопрошал с обложки Платон Колпин. И папе было неуютно от этого вопроса. Он полистал брошюрку, которая оказалась неожиданно тонкой. Новой ереси уже дали название — «колпинизм». От Иоанна ждали решения — и он его выдал. Не мог не выдать, зная, какой вой подняли архиепископы и кардиналы. Ему почти восемьдесят — и он, увы, не реформатор.
Хотя сам Колпин был ему в чём-то симпатичен. Этот человек приходил к нему на аудиенцию совсем недавно — и папа хорошо запомнил его. Иоанну показалось, что в чём-то они с Колпиным похожи. Может быть, в том, что оба достигли вершин, но оказались неспособными этому радоваться? И как тогда этот человек может научить быть счастливым хоть кого-то?
Папа нашёл страницу с инструкцией. Её простота очаровывала. Итак, пункт первый…
Шейх Ахмед-ибн-Абдулла-аль-Мадхали, верховный муфтий Саудовской Аравии, глава Совета Старших Учёных, глава Постоянного Комитета Изучения Ислама и Фетв, президент Исламского Университета Имама Мухаммеда-ибн-Сауда улыбался. Он всегда улыбался, когда разговаривал с европейцами. Улыбка — лучшее укрытие для презрения.
Британцы выглядели жалко. Главой их делегации был лысоватый пастор с редким ёжиком волос в тех местах, где победа лысины ещё не наступила. Потрёпанный светлый пиджачок — слишком тёплый для аравийской погоды, нелепая чёрная манишка, тяжёлые непрактичные туфли — всё это контрастировало с элегантным белым одеянием верховного муфтия, дополненным густой и благообразной чёрной бородой.
— Да благословится Аллах, Властелин Миров, и да прольётся благословение Его на Мухаммеда, пророка Его, и на семью его, и на спутников, и на всех тех, кто следует за ними в праведности и благочестии вплоть до самого Дня Великого Суда, — произнёс верховный муфтий, давая понять, что встреча окончена.
Британский пастор попытался что-то ответить, но шейх, не прекращая улыбаться, уже царственно следовал к выходу. Он и так оказал честь христианам, приняв их, и это следовало подчеркнуть. Пусть дальше европейцами занимаются помощники.
Автомобиль встретил верховного муфтия благословенной прохладой. Шейх коротко кивнул шофёру, и тот, чётко зная дальнейший маршрут, молча повёл машину из паркинга на столичные улицы. Несмотря на суету, которая всё более овладевала Эр-Риядом в последние годы, город был сказочно красив и по-неземному спокоен, и все пять тысяч мечетей встречали верховного муфтия как старые друзья.
Шейх оторвался от созерцания города и потянулся к шкафчику для бумаг. Под руку сразу попалась брошюрка «Лиги Счастья» — с выразительным лицом Платона Колпина, в упор глядящим на верховного муфтия. «Счастлив ли ты?» — вопрошала арабская вязь на обложке.
Шейх хмыкнул. Если следуешь прямому и ясному пути Корана, то таких вопросов даже не возникает. А кто посмеет усомниться, что он, Ахмед-ибн-Абдулла-аль-Мадхали, хоть на волос мог отклониться от этой стези?
И всё же… Был ли сам путь счастьем, или же верховный муфтий ожидал счастья лишь в конце его? О каком блаженстве мечтал он? Ради чего он сделал свою жизнь идеальной, достойной подражания? По крайней мере, ту часть жизни, что была видима остальным.
Глаза человека на обложке не отпускали. Верховный муфтий раздражённо перевернул страницу. Вязь слов звала за собой. Интересно, кто в этой «Лиге Счастья» так искусно владеет арабским? Шейху стало любопытно. Он пробежал глазами текст, дошёл до инструкции…
Президент Соединённых Штатов Америки, Мигель Эрнандес, сидел в личном кабинете на третьем этаже Белого дома. Рабочий стол был завален бумагами — и в этом хаосе отыскать что-то чаще всего не удавалось ни ему, ни многочисленным секретарям. Последним, однако, вход в кабинет был настрого заказан после того, как исчезла припрятанная президентом в папках бутылочка текилы. Тогда Мигель хотел уволить чуть ли не половину персонала резиденции, однако быстро остыл.
Нужно было работать. Президентского рассмотрения ждала целая кипа документов. Но работать, как обычно, не хотелось.
Эрнандес с тоской посмотрел в окно. Весёлое весеннее солнце заливало президентский парк. Там, дальше, за оградой, почти скрытой деревьями, толпились туристы, фотографируясь на фоне Белого дома. Президент широко, до хруста в скулах, зевнул.
Ознакомительная версия.
