Я побежал с нашей малышкой в детскую и поместил ее под микроскоп Асы. Вымирание: верно, все до ужаса верно. Болота Зенобии были пусты; саванна лишена доисторической жизни; в лесах не осталось ни одного позвоночного.
Она была безутешна.
— Мои апатозаврики! — причитала она. — Где мои апатозаврики? Где?
Затоптаны в прах, развеяны в пространстве.
— Ну-ну, дорогая, — утешала ее Полли. — Не плачь.
— Верните мне их.
— Ну-ну, — все повторяла Полли.
— Я скучаю по ним.
— Ну-ну.
— Пусть они вернутся.
В тот вечер, когда Аса вернулся из лагеря, к нам заглянули Бореалис и его дружок Логос, поспев на кусочек знаменитого малинового пирога, фирменного блюда фермы «Гарбер». Вид у Бореалиса был раздраженно-сконфуженный.
— Мой друг должен вам кое-что сообщить, — сказал он. — Речь идет о некоем предложении.
Проглотив целую банку смешанного с буковыми орешками пюре из батата и высосав две бутылки «симилака», малышка уже спала. Ее посапывание, похожее на звуки флейты, иногда доносилось до кухни, где Полли и Аса обслуживали наших гостей.
Логос сел, положив длинные тонкие ручки на клеенку в красно-белую клетку, словно пытаясь поднять стол в воздух усилием воли.
— Бен, Полли, начну с того, что я человек нерелигиозный. Не из тех, кто склонен верить в Бога. Но…
— Да? — прервала его Полли, поднимая брови с неподдельным изумлением.
— Но я не могу отделаться от мысли, что ваша Зенобия была… ну, ниспослана. Мне кажется, что само Провидение опустило ее нам на колени.
— Мне на колени, — поправила его Полли. — Мне и Бену.
— Мне кажется, все дело в этих прогестеронных суппозиториях, — вставил я.
— Вы когда-нибудь слышали о том, как в старину шахтеры брали с собой в забои канареек? — поинтересовался Логос, отправляя вилкой в рот липкий ком малинового джема. — Когда канарейка начинала пронзительно кричать, или, наоборот, переставала петь, или падала замертво на дно клетки, люди знали — в шахту просачиваются ядовитые газы.
Глава общественного совета по здравоохранению расправился со своим куском пирога.
— Так вот, Бен и Полли, мне кажется, что ваша Зенобия — нечто в этом роде. Мне кажется, что Бог дал нам канарейку.
— Она — биосфера, — заметил Аса.
Ни у кого не спрашивая, Логос вонзил нож в оставшуюся часть пирога и отрезал себе большой кусок.
— Я всю неделю звонил в Вашингтон, и, должен сознаться, новости очень, очень хорошие. Готов, Бен, готова, Полли? — Председатель весело подмигнул нашему мальчику: — Готов, сынок? Вот.
И он сделал рукой жест, словно разворачивал пачку денег.
— Министерство внутренних дел готово заплатить вам триста тысяч долларов — то есть триста тысяч наличными — за Зенобию.
— О чем вы? — недоуменно спросил я.
— О том, чтобы купить эту вашу канареечку за триста тысяч баксов.
— Купить? — переспросила Полли, раздувая щеки. Полли — кобра, крикливая древесная лягушка.
— Она — живое подобие окружающей среды, о чем мы всегда мечтали, — вмешался Логос. — На Зенобии мы сможем убедительно смоделировать долгосрочные последствия воздействия фтороуглеродов, окиси азота, ртути, метана, хлора и свинца. Впервые, даже не покидая лаборатории, мы сможем изучать влияние вырубки лесов и истощения озонового слоя.
Полли и я пристально смотрели друг на друга, мы клялись друг другу, мы обещали друг другу взглядами. Мы были патриотами Америки, я и моя жена, но никто не лишит озона наше чадо, даже сам президент Соединенных Штатов.
— Взгляните на все это с государственной точки зрения, — продолжил Бореалис.
В одной руке он держал кофейную чашку, другой нервно теребил кухонную штору.
— Если ученые смогут наконец предложить неопровержимый сценарий экологической катастрофы, тогда правительства всего мира, возможно, по-настоящему прислушаются, и Аса будет расти на безопасной и чистой планете. Все останутся в выигрыше.
— Зенобия ничего не выиграет, — возразила Полли.
Бореалис шумно отхлебнул из своей чашки.
— Да, но всеобщее благо перевешивает, верно, друзья мои?
— Она ведь просто шар, бог ты мой, — возмутился Логос.
— Она — наш шар, — заметил я.
— Наш ребенок, — добавила Полли.
— Моя сестра, — сказал Аса.
Логос принялся поглаживать бородку.
— Послушайте, мне бы очень не хотелось изображать «крутого» с такими милыми людьми, как вы, но у вас действительно нет выбора. Мы получили результаты тестов, и дело в том, что в вашей биосфере обнаружен нераспознанный обезьяний Т-лимфотропный ретровирус. Как глава общественного совета по здравоохранению нашего округа я наделен полномочиями немедленно удалить это создание с подведомственной мне территории и поместить его в карантин.
— Дело в том, — фыркнул я, подражая Логосу. — Дело в том — дело в том, что от нашей малышки не смогла бы схватить насморк даже моя двоюродная бабушка Дженнифер. — Я стрельнул глазами в Бореалиса. — Я прав?
— Ну… — замялся доктор.
Логос хрюкнул, как одна из свиней, которых мы выращивали еще до того, как цены на свинину упали.
— Думаю, вам лучше уйти, господа, — холодно кивнула на дверь моя жена.
— У нас целая псарня собак, — сообщил Аса тоном, одновременно веселым и угрожающим. — Злющих-презлющих, — добавил он, резко мотнув головой.
— Я вернусь, — сказал председатель, поднимаясь. — Завтра. И не один.
— Ублюдок! — крикнула ему вслед Полли.
Впервые я услышал от нее это слово.
* * *
Так что мы сделали то, что должны были сделать; подобно Амраму и Иохаведе, сделали то, что было необходимо. Машину вела Полли. Я предавался тягостным раздумьям. Всю дорогу по шоссе 322 Зенобия, надежно пристегнутая ремнем, неподвижно сидела на заднем сиденье, постанывала и похныкивала. Время от времени Аса наклонялся и нежно проводил щеткой для волос по джунглям ее южного полушария.
— Роскошное ночное небо, — заметил я, отстегивая нашу малышку и вынося ее в прохладную сентябрьскую темноту.
— Я вижу. — Зенобия попыталась скрыть дрожь в голосе.
— Не нравится мне это, — молвил я, шагая к обрыву. Внутри у меня все сковало льдом, словно один из ледников Зенобии каким-то образом оказался у меня под сердцем. — Не нравится, не нравится…
— Это необходимо, — сказала она.
Следующие двадцать минут мы выбирали для дочки подходящее созвездие. Храбрый Орион; верная Кассиопея; старая ворчунья Малая Медведица; мохнатая Большая Медведица с галактической проседью звездной пыли. Аса остался у «лендровера»: он стоял, ковыряя носком землю, и отказывался подойти к нам, хотя в сто раз лучше нас знал астрономию.
