— Людям доверять надо, — пробормотала Оля.
— Да, — согласился Марк. — Вот и доверяйте мне.
* * *
Сам Новый год оказался мрачным. Последний раз отмечали на Земле, с родными. Почему-то стало остро замечаться все, что «в послед- ний раз».
Было тяжело. Хотелось, чтобы ночь тянулась бесконечно. Казалось, как только ляжем спать — что-то закончится навсегда. Брат заснул раньше — ему первого надо было идти на дежурство. Родители «праздновали» до четырех утра. Я сидел над остатками салатов, закусок и шампанского до рассвета.
Помогала мысль, что к звездам полетим вдвоем с Олей. Немного грели пять месяцев до отлета. Пять месяцев — это ведь полтораста дней. Последние полтораста дней на Земле.
* * *
К четырнадцатому января семьсот человек отказались.
* * *
В начале февраля Андрей отыскал праведника. Вызвал нас в Минск. С одной стороны, дел было по горло. С другой — большинство из них решались без нашего непосредственного участия, требовался только присмотр. Марк настоял на поездке — «чтобы развеяться хоть немного».
Штаб в столице размещался в той же бывшей гостинице «Орбита», только занимал теперь не одну комнату, а все здание, многие жили «на работе», в двух шагах от офиса. Энди привел меня, Олю и Марка в свою комнату — на правах организатора он один занимал целый номер — угостил пивом и начал рассказывать.
— Я долго думал, кто такой праведник. И решил, что нужен чудак.
— Интересный вывод, — улыбнулся француз.
— Искал полгода. Бескорыстного, всегда готового помочь человека. Который не может пройти мимо, если кто-то упал. Всегда переводит бабушку через дорогу. Помогает девушке или старушке донести сумки, даже если ему не по пути.
— Чудак, — улыбнулся Марк.
— Дон Кихот, — сказала Оля.
— Скорее, идиот, — поправил я. Увидел обиду в глазах девушки, пояснил: — Который князь Мышкин, а не вообще.
— И ты думаешь, это праведник? — спросил Марк.
— Я проверял его, — усмехнулся Андрей. — Да. Он… светлый.
— У него просто комплекс неполноценности, — заявил я. — Он пытается быть нужным, совершая дурацкие добрые поступки. Обычно суетлив, очень робок и очень скромен. Лезет во все дыры, предлагая свою помощь любому, до кого может дотянуться.
— Витя? — удивилась Оля. — Зачем ты так?
— Он сам такой, — засмеялся Энди.
— Нет, — я разозлился. — У меня не до такой степени все запущено!
— Ты сказал — светлый? — уточнил француз.
— Да. Он счастлив. Абсолютно. И делится этим счастьем. Наверное, так, — Андрей почесал кончик носа. — На него смотрят — и улыбаются. Он… Если с ним поговорить, становится легче. Лучше. Не знаю, как еще пояснить.
— Он полетит? — спросил Марк.
— Да, — Андрей опустил глаза. — Я сказал ему, что если завтра не будет десять тысяч колонистов, проект могут закрыть. И все, кто уже решился лететь, станут несчастными. Типа его одного не хватало. Он уже написал анкету и прошел комиссию.
— Это не честно, — сказала Оля.
— Мы постараемся, чтобы ему было хорошо, — буркнул я.
— Он будет счастлив, — улыбнулся Марк. — Что бы мы ни делали.
* * *
В конце марта все еще не было никаких доказательств. Наверное, потому что я их плохо искал — не хватало времени. Андрей перевернул Интернет, подшивки газет, отчеты ученых и рабочих — и не нашел аргументов против «New Worlds».
Делать было нечего. Я пошел к Марку. Француз сидел дома на проспекте Мира, в удобном халате. Смотрел телевизор и грыз попкорн.
— Я в порядке, — кивнул Марк. — Мне сейчас немного тяжело. Я отправляю вас всех — а сам остаюсь здесь. Пытаюсь не думать. Ты…
— Да?
— Если ты откажешься, будет сложно, но я пойму. Если решишь, что так для тебя будет лучше…
— Я должен лететь.
— Никто никому ничего не должен, — изрек француз старую, как хиппи, фразу. — Колонистам положено быть счастливыми и улетать без сомнений. Идеально было бы — без сожалений, но это вряд ли.
— Это невозможно.
— Я знаю. Всегда, когда приобретаешь что-то новое, приходится отказываться от старого. Чем больше новое — тем тяжелее отбросить груз.
— Марк!
— У вас — новая жизнь. Приходится полностью выкинуть старую — все, что у вас есть. Знаешь, когда древние проходили обряд инициации, мальчик символически умирал — и рождался взрослый. Вы — умираете как земляне. Рождаетесь как жители звезд. Я знаю, это очень сложно.
— Что ты можешь знать? — я устало вздохнул. — Я не за этим пришел. Помоги мне.
— Конечно, — француз оживился. — Что могу сделать?
— Докажи, что вы работаете честно.
— Вы все-таки нашли эту статью, — усмехнулся Марк. — Давно?
— Не важно.
— Завтра слетаем в обсерваторию, посмотришь своими глазами.
— На что? Корабли сливаются со звездами!
— В определенный момент времени — да. Но картинка постоянно немного меняется. Параллакс — смещение видимого положения небесных тел вследствие движения Земли по орбите. Всех ты, разумеется, не увидишь. Тех, кто еще разгоняется — кораблей десять. Мало? Остальные раз в пять дней проводят коррекцию траектории, включают маршевые двигатели на полчаса. Заодно мы отслеживаем, что с ними все в порядке. Некоторые корректируют вне плана — если столкнутся с микрометеоритом и сильно отклонятся. Получится, за день еще пять-шесть звездолетов, на разных этапах полета. Хватит?
— А почему эти доказательства не привели на суде против того журналиста?
— Политика компании.
— И что, все так просто?
— А ты хотел сложностей? — засмеялся француз. — Будут. В мае, перед стартом…
* * *
Андрей отказался лететь в середине апреля. — Сябра, — Энди, с застывшим лицом, сдавленным голосом «исповедовался» возле главного шта- ба. — Я не могу родителей бросить. У матери нервный срыв был.
— Понимаю, — согласился я. — Моим легче, у них брат остается.
— Ты сам в это веришь? Что им легче?
— Хочу верить.
— Я тоже хотел, — Андрей зло ударил кулаком в стену. — Думал, родичи свыклись, что меня нет… Мать в «дурке» лечили. Две недели. Отец поседел. Сволочь!
— Что?
— Я — сволочь! Я тебя предал! Подставил…
— Все в порядке, сябра, — я чуть усмехнулся, проговаривая любимое слово журналиста. — Справлюсь.
— Я прилечу проводить.
— Ладно, сябра.
Оказалось, что навсегда расставаться с другом ничуть не легче, чем с братом. Наверное, тяжелее.
* * *
В конце апреля Марка попробовали убить.
Может быть, хотели только покалечить. Француз столкнулся в темном переулке с пятью громилами.
