банке, на дне которой белёсыми хлопьями лежал творожистый осадок. Белка перехватила её руку.
— Не надо. Хватит на сегодня.
— Я чуть-чуть…
— Мне кажется, он испортился.
— Точно, — вздохнула Диана, только сейчас заметив изменения в жидкости. — Теперь у нас ни медка, ни сахарка.
Покопавшись под матрасом, она вытащила толстый блокнот, листы которого готовы были вот-вот оторваться и рассыпаться по полу. Белка подала ей бутылку, наполовину заполненную красящим соком, и заострённую палочку.
На двух открытых страницах, сплошь покрытых жёлтыми и коричневыми пятнами от старости, серели выцветшие заголовки: «Медок могильный» и «Сахарок кленовый», под которыми скупым почерком были написаны рецепты, а далее шли совсем уже мелкие цифры — Диана вела статистику. Старики недоумевали, зачем она это делает, считая её занятие абсолютно бесполезным.
«Ты же знаешь все свои рецепты наизусть, — говорил Виктор. — На кой чёрт возиться с бумагой?»
«А на кой чёрт люди изобрели письменность? — огрызалась Диана. — Чтобы надёжнее сохранять знания, которые понадобятся и кому-то другому! Собери статистику хотя бы за год — и увидишь все плюсы и минусы каждого рецепта: чего хватает дольше, что легче портится и что лучше подсыпать бешеным детям в завтрак, чтобы они перестали кусаться и орать».
— Жаль, почти целая банка пропала, — пробормотала она, делая заметку.
Белка приподняла левый лист, заглядывая на сторону с надписью «Варенье волчье». Диана хмуро посмотрела на неё исподлобья.
— Если хочешь, сделаем. Белены полно.
— Нет, — покачала головой девушка. На её лице на секунду появилось было сомнение, которое она почти сразу же отмела. — Слишком вредная штука.
— А смысл теперь беречь здоровье? — хмыкнула Диана. — Видела, что творится? Я на девяносто пять процентов уверена, что нас убьют уже в этом месяце.
— Ты же сама сказала, что тот мальчишка мог не врать.
— А вот это один процент. Ещё четыре — что никакого Яна нет и Гурий всё выдумал.
Внизу раздался грохот — похоже, в ссоре опрокинули кресло, а сразу за этим раздались возмущённый вопль Евы и звонкая оплеуха. Обе девушки даже повеселели, услышав этот звук.
— Как думаешь, кому досталось? — с живым интересом спросила Белка.
— Старпёру, без вариантов. Мелкий бы поднял такой визг, что у нас уже мозги вытекли бы через уши.
Они негромко рассмеялись, вглядываясь в пол, будто могли увидеть происходящее через слои досок.
Утро пришло почти незаметно. Светало в лесу всегда странно: то кажется, что небо над чёрными кронами деревьев бледнеет, а выглянешь в окно — глубокая ночь. Если прислушиваться к звукам, раздающимся вокруг, тоже не определишь, когда именно среди шума ветвей, скрипа жуков и пения ночных птиц начнёт проступать щебет тех пернатых, которые просыпаются незадолго до рассвета.
Вернее, взрослые умели это определять. Например, Людмила знала каждый птичий голосок и даже учила Гурия им подражать, но вскоре выяснилось, что у него совершенно нет слуха. Бабушка Ева заявила, что ему в младенчестве наступил на ухо медведь, а Диана с Белкой тут же это подхватили и в красках расписали историю об огромном белом медведе, который пришёл с самого Северного полюса. По их легенде, это был зверь-людоед, в два раза превышающий нормальные размеры сородичей и обладающим настолько невероятным нюхом, что сумел учуять человечину через всю тайгу. Однако, явившись в здешние земли, зловещий хищник обнаружил диковинное для полюса лакомство, мёд, и так объелся, что у него ужасно заболели зубы. И ко времени, когда он обнаружил людей, бедняга не мог не только загрызть кого-то, но даже покусать, поэтому лишь потоптался в доме, наступил Гурию на ухо и ушёл обратно во льды. Диана даже показывала какую-то коричневую труху, утверждая, что это рассыпавшийся от кариеса медвежий клык. Только лет через пять Виктор сказал, что история была выдумкой.
Гурий со злостью фыркнул, отгоняя воспоминание. Он был очень зол на Диану — она с самого детства выставляла его дурачком, да и теперь продолжала считать его таковым. А вместе с ней и старики. Может быть, если бы её не было здесь, к нему бы прислушивались куда больше. Может, лучше ей было умереть вместе со старой группой…
За окном, похоже, всё-таки начало светать. Гурий напряжённо прищурился, вглядываясь в лицо Виктора, уснувшего всего пару часов назад прямо на стуле, потом затаил дыхание, чтобы убедиться, что от бабушки, спящей за шторкой под лестницей, не слышно ничего подозрительного. Не услышав и не увидев признаков бодрствования, Гурий осторожно выбрался из угла, в котором сидел всю ночь, и крадучись проскользнул к двери.
— Ян? Ты здесь? — негромко позвал Гурий, отчего-то боясь повышать голос.
Никто не отозвался. Только шумела вода в реке и где-то наверху шебуршилась парочка птиц.
— Ян! — крикнул он погромче.
Опять не услышав ответа, Гурий огляделся по сторонам. Место точно было верным, уж в этом он не сомневался: что-что, а ориентирование в лесу его никогда не подводило.
«Ушёл, сволочь! Или утащили. Съели и утащили…»
Он медленно обошёл заросли кустов, заглядывая в гущи веток, за крупные камни, зачем-то даже пошарил в дупле лысеющего дерева. Нигде не было никаких следов, говорящих о недавнем присутствии человека.
Гурий сильно пожалел, что решил не рисковать разбудить стариков и не взял с собой Мишку. Может, пёс и поднял бы их на ноги своим радостным гавканьем, зато теперь был бы шанс взять след и найти Яна или то, что от него осталось.
— Доброе утро!
Он едва не подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся на голос. Вчерашний знакомый как ни в чём не бывало стоял перед ним.
— Ты куда исчез? — набросился на него Гурий. — Сказал же ждать на месте!
Ян ухмыльнулся, насмешливо подняв брови.
— Не кричи, троглодит. Думал, я простою всю ночь тут, как статуя?
— Что-то ты сегодня смелый, — прошипел Гурий.
— А ты сегодня что-то без ружья.
Гурий с досадой тряхнул головой. Ружьё было прямо за креслом Виктора Ивановича и взять его, не разбудив старика, представлялось опасной задачей.
— На кой тащить лишнюю тяжесть, если у тебя есть этот… спрей от волков, — фыркнул он, стараясь сделать беззаботный вид и показаться человеком настолько опытным, что ему и не нужно огнестрельное оружие для прогулок по лесу.
Ян, казалось, нисколько не проникся уважением и только пожал плечами.
— Пойдём, заценишь, как я обустроился, — бросил он и направился куда-то прочь от реки, причём так уверенно, словно жил здесь несколько лет. В его движениях не было осторожности, он не старался ступать тихо и даже почти не глядел по сторонам.
«Какого чёрта он ведёт
