— Мы еще увидимся, Джексон.
А потом совершенно неожиданно для нас Томас развернулся и прыгнул — всего за какую-то долю секунды до того, как отец выстрелил. Удара не было слышно, и я понял, что он исчез задолго до того, как его тело коснулось земли. Я не удерживал его, и он снова обрел силу.
Отец тихо выругался, а потом подбежал ко мне и силой усадил на крышу:
— Джексон, черт возьми! Ты когда-нибудь будешь меня слушать?
Я слегка улыбнулся и прислонился лбом к стене:
— Ну, мы разобрались с пятью из них. Неплохо, как ты считаешь?
Холли выбралась из своего укрытия и поспешила к нам:
— О боже! Ты ранен!
Она упала на колени и начала расстегивать мне рубашку.
— С ним все будет в порядке! Обещаю, — произнес отец.
— Кто стрелял в блондинку снизу? — поинтересовался я у него.
— Агент Фриман.
— Он убежал, да? — спросила Холли, осторожно освобождая мою руку из рукава рубашки. — Тот злой парень?
Я кивнул и зажмурился, почувствовав пронизывающую боль. Здоровой рукой я дотронулся до щеки Холли. Наши взгляды встретились, и, не сдержавшись, я произнес:
— Хол, мне очень жаль… Прости меня… Этого не должно было…
Дотронувшись пальцем до моих губ, она покачала головой:
— Прекрати… ты не должен извиняться за то, что спас мне жизнь. Все так запуталось. Я не могу понять, какого черта ты решил в тот момент прыгать с крыши и… во времени.
Она немного разволновалась в конце этой речи, а потом наклонилась ко мне и прижалась щекой к моей щеке.
Я поцеловал ее в шею и произнес:
— Amor vincit omnia.
— Это латынь? — спросила Холли, когда мы коснулись друг друга лбами. — Что это значит?
— Любовь побеждает все, — ответил ей отец, который уже порвал рубашку и перевязал мою кровоточащую рану.
Холли провела губами по моему лбу:
— Я определенно могу с этим жить.
Через несколько минут дверь, ведущая на крышу, распахнулась и из нее появились Мелвин и Адам.
Еще один вздох облегчения. Где-то в глубине души я всегда знал, что отец не допустит, чтобы с Адамом что-либо случилось, — только не в его дежурство. Холли вскочила и обняла друга.
Он схватил ее за плечи.
— Почему ты прыгнула с крыши? У меня чуть сердце не остановилось!
Она оперлась о его руку, и я увидел, что на нее навалился весь ужас пережитого. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Адам усадил Холли на крышу рядом со мной, и она свернулась калачиком под моей здоровой рукой, дрожа так, словно на улице был мороз, а не плюс двадцать пять градусов.
Мелвин перевел взгляд на меня и быстро заговорил на фарси:
— Ты прыгнул вместе с ней?
— Вы видели? — решил уточнить я, переводя взгляд с Мелвина на отца. Оба кивнули. — Я даже не подозревал, что такое возможно.
— Мы называем это перемещением. — Мелвин склонился ближе ко мне, и его напряженное лицо напугало меня. — Послушай, ты действительно можешь взять с собой кого-нибудь, если твои способности позволяют это. Но у обычного человека не задействована та часть мозга, которую ты используешь во время прыжка. И если бы ты прямо сейчас переместился с ней снова, то с вероятностью восемьдесят процентов это бы ее убило. А третий прыжок грозит смертью уже на сто процентов.
Я тяжело вздохнул, жалея о том, что не знал этого раньше. С другой стороны, это ничего бы не изменило. Я бы все равно попытался спасти ее.
Услышав шум приближающегося вертолета, я закрыл глаза, чтобы защитить их от поднятой в воздух пыли и грязи, и заставил себя думать о маленькой девочке, глаза которой были полны слез, когда она оставляла меня на пляже. Куда бы она ни возвращалась — там ее не ждало ничего хорошего, и мне нужно было найти способ помочь ей. И все же я представить себе не мог, когда мы могли бы снова встретиться. Скорее всего, в будущем — вот единственный намек, который у меня был.
Отец помог Холли подняться и, дождавшись меня, подсадил ее в вертолет. Адам пристегнул ее на соседнем со мной сиденье. Холли снова открыла глаза и резко села, услышав громкий шум пропеллера. Я прислонился к спинке сиденья, стараясь не думать о боли. Рука Холли скользнула в мою ладонь, и она положила голову на мое здоровое плечо.
Когда мы поднялись в воздух, я взглянул вниз, на отель, и увидел, что, пока я путешествовал во времени и лазил по крыше, одна стена здания полностью обрушилась. Вокруг отеля стояло множество машин спасательных служб.
Мужчина в медицинской форме поставил мне капельницу гораздо быстрее, чем я ожидал, учитывая крутые виражи вертолета. Лекарство, которое он мне ввел, ослабило боль, и сознание слегка затуманилось. Но еще до того, как я отключился, у меня в голове всплыли слова Томаса: «Она ведь не может жить вечно и никогда не сможет».
Холли никогда не будет в безопасности. По крайней мере, пока знакома со мной. И в это мгновение боль с новой силой вернулась ко мне, но это была уже совсем другая боль. Худшая из всех возможных.
— Тебе повезло. Это одна из самых чистых ран, что мне доводилось видеть, — в десятый раз повторил врач, накладывая мне швы.
— Угу.
— Руку придется носить на перевязи? — поинтересовался отец.
— Да, возможно, несколько дней, — ответил врач. — Меньше чем через час вы будете дома.
— Сколько сейчас времени? — спросил я у отца.
Мы пробыли здесь всю ночь, вот только я отключился на некоторое время, а Холли с Адамом уже были дома и в безопасности.
Отец удобнее устроился в кресле, которое стояло рядом со мной, и посмотрел на часы:
— Восемь. Я обещал Холли, что ты позвонишь, когда придешь в себя.
Я медленно кивнул, чувствуя, как ко мне возвращаются страх и смятение. Дождавшись, когда врач закончит зашивать рану и наложит повязку, я признался отцу:
— Я не уверен, стоит ли.
Он поднялся и заглянул за ширму, проверив, что доктор уходит по коридору, а потом присел на край кровати и тихо произнес:
— Он угрожал причинить ей вред? Я о Томасе…
— Не совсем так, но я не сомневаюсь, что он сделает все возможное, чтобы добраться до меня. — Я не стал рассказывать отцу о моих догадках относительно ДНК и вообще собирался молчать на эту тему. И не потому, что Эмили просила меня об этом. Агенты ЦРУ могли попытаться предотвратить этот эксперимент, а я уже и так пожертвовал слишком многим, чтобы позволить им сделать это. Я позволил Томасу сбежать — возможно, руководствуясь при этом неверными мотивами. Но я — не шеф Маршалл, и не всегда представляю себе картину в целом, особенно если разглядел только небольшие фрагменты.
— Мы можем усилить защиту…
Отец замолчал, увидев, что я покачал головой:
