Тем временем Прюнскваллор добрался до сестры и обнаружил, что все тело ее подобралось, и она готова завыть снова. Доктор нисколько не утратил всегдашней своей учтивости, тем не менее в глазах его обозначилось нечто такое, что, пожалуй, можно было бы назвать даже решительностью. Ему хватило одного взгляда на сестру, чтобы понять – попытка образумить ее будет не более успешной, чем попытка обратить в христианство стервятника. Ирма уже привстала, набрав полные легкие, на цыпочки, когда Доктор хлестнул ее длинной белой дланью по длинному белому лицу, заставив выпустить запертый в легких воздух через уши, горло и нос. Звук получился отчасти галечный – такой издают гладкие камушки, темной ночью влекомые в море уходящей волной.
Прюнскваллор быстро протащил каблуками скребущую пол сестру по библиотеке и, изящной ступней нащупав в дыму кресло, усадил ее.
– Ирма! – крикнул он ей в ухо, – моя унизительная и всецело горемычная полоска старых белил, сиди, где сидишь! Альфред сделает все остальное. Ты меня слышишь? Будь умницей! Кровь моей крови, будь умницей, черт тебя подери!
Ирма сидела недвижно и походила бы на мертвеца, кабы не выражение глубочайшего изумления в ее глазах.
Прюнскваллор собрался было снова заняться поисками источника дыма, но вдруг услышал голос Фуксии, перекрывший кашель, который стал уже постоянным звуковым фоном всего происходящего в библиотеке.
– Доктор Прюн! Доктор Прюн! скорее! Скорее, доктор Прюн!
Доктор, энергично поддернув сбившиеся несколько выше запястий манжеты, попытался расправить плечи, но не преуспел, и на ощупь, где бегом, где шажком, устремился к двери, у которой в последний раз видел Фуксию, госпожу Шлакк и Титуса. Когда до двери осталась, по его прикидкам, лишь половина пути, не загражденного более мебелью, Доктор прибавил ходу. Сделал он это, увеличив не только длину, но и высоту своего шага, то есть он, скажем прямо, поскакал, взвиваясь в воздух, как вдруг был безжалостно остановлен, налетев на что-то, показавшееся ему здоровенным, поставленным на попа диванным валиком.
Когда Доктору удалось выпутать лицо из пропахшей свечным салом складчатой ткани, казалось, свисавшей завесами отовсюду, он выставил пред собою руку и содрогнулся, ощутив прикосновение крупных пальцев.
– Скваллор? – произнес необъятный голос. – Это Скваллор?
Рот Графини распахивался и захлопывался в дюйме от его левого уха.
Доктор сделал красноречивый жест, артистичность которого попусту пропала в дыму.
– Он самый. Или вернее, – продолжал Доктор, говоря быстрее обычного, – это Прюнскваллор, что, с вашего разрешения, намного правильнее, ха-ха-ха! даже в темноте.
– Где Фуксия? – спросила Графиня. Прюнскваллор почувствовал, что его взяли за плечо.
– У двери, – ответил Доктор, пытаясь высвободиться из-под тяжелой руки ее светлости и гадая, несмотря на кашель и тьму, во что обратится ткань, столь изящно облегавшая его плечи, когда Графиня покончит с нею. – Я как раз искал ее, когда мы встретились, ха-ха! встретились, так сказать, столь осязаемо и неизбежно.
– Спокойнее, милейший, спокойнее! – сказала, выпуская его плечо, леди Гертруда. – Найдите ее, она мне нужна. Приведите сюда – и разбейте окно, Скваллор, разбейте окно.
Доктор мигом отскочил от нее и, когда до двери, по его рассуждению, осталось несколько футов, переливисто возгласил:
– Вы здесь, Фуксия?
Фуксия, как оказалось, находилась прямо у его ног, и Доктор испугался, услышав голос ее, судорожно пробивающийся сквозь дым.
– Ей плохо. Очень плохо. Скорее, доктор Прюн, скорее! Сделайте что-нибудь. – Доктор почувствовал руку, хватающую его за ногу. – Она тут, внизу. Я держу ее.
Прюнскваллор подтянул брючины и опустился на колени.
В этой части библиотечной залы воздух, казалось, вибрировал сильнее, чем в прочих, и причиною тому было вовсе не то ничтожное количество его, проникавшее сюда сквозь замочную скважину. Причиною был наводящий оторопь кашель. Фуксия кашляла тяжело и задышливо, однако пуще всего встревожило Доктора тонкое, слабое, непрестанное перханье госпожи Шлакк. Он пошарил вокруг, отыскивая старушку, и нашел ее на коленях Фуксии. Нащупав маленькую, цыплячью грудку Нянюшки, Доктор обнаружил, что сердце у нее уже и не бьется, а только трепещет. Из темноты слева пахнуло плесенью, и следом череда самых сухих лающих звуков, какие Доктор когда-либо слышал, сухих, как кирпичная пыль, обнаружила присутствие Флэя, механически разгонявшего воздух огромной книгой, выдранной им из ближайшей полки. Щель, возникшая в ряду неразличимых во мраке книг, тут же наполнилась завоями дыма – высокая, узкая ниша удушающей тьмы, страшная брешь в ряду кожистых зубов мудрости.
– Флэй, – сказал Доктор, – вы меня слышите, Флэй? Где здесь самое большое окно, голубчик? Ну, побыстрее, где оно?
– Северная стена, – ответил Флэй. – Высоко.
– Сейчас же ступайте и разбейте его. Сейчас же.
– Там нет балкона, – сказал Флэй. – Не достану.
– Не спорьте! Пораскиньте мозгами, какие отыщутся у вас в голове. Вы знаете библиотеку. Найдите орудие, мой добрый Флэй – найдите орудие и разбейте окно. Госпоже Шлакк не помешает толика кислороду. Вам не кажется? Клянусь всеми зефирами, да! Фуксия, идите с ним, помогите ему. Отыщите окно и разбейте его, даже если придется для этого швырнуть в него Ирму, ха-ха-ха! И не пугайтесь. Дым, знаете ли, – это всего только дым: он не из крокодилов состоит, о нет, ничего столь тропического. Ну, поскорее. Делайте, что хотите, но разбейте окно и пусть вечерний воздух вольется сюда, – а я позабочусь о дражайшей госпоже Шлакк и о Титусе. О да, о да!
Флэй взял Фуксию за руку и они тут же скрылись во мгле.
Прюнскваллор постарался помочь госпоже Шлакк, чем мог, – более уверениями, что все скоро закончится, нежели средствами врачевания. Титус, как он установил, хоть и был туго спеленут, но дышать мог свободно. Убедившись в этом, Доктор присел на корточки и обернулся к центру библиотеки – ему пришла в голову мысль.
– Фуксия! – крикнул он, – найдите отца и попросите, чтобы он метнул в окно свою трость с нефритом.
Лорд Сепулькревий, только что справившийся с новым приступом паники, для чего ему пришлось чуть ли не насквозь прокусить губу, откликнулся на удивление ровным голосом сразу после того, как Доктор протрубил свое поручение.
– Где ты, Флэй? – спросил он.
– Я здесь, – отозвался Флэй, оказавшийся в нескольких футах за его спиной.
– Подойди к столу.
Флэй и Фуксия придвинулись к столу, нащупав его руками.
– Ты у стола?
– Да, отец, – ответила Фуксия, – мы оба здесь.
– Это ты, Фуксия? – вступил новый голос, голос Графини.