— Да, наверно, вы правы.
— Мы займемся этим после обеда, — ответил Гримус. — Вы, конечно, тоже сможете присутствовать.
— Как вам понравился мой дом? — спросил Гримус.
— Очень мило, — отозвалась Мидия.
— Я построил этот дом для того, чтобы разместить в нем любимые вещи, — продолжил Гримус. — Чтобы реализовать самые сокровенные мечты. Этот дуб снаружи. Портреты птиц. Я одинок и могу позволить себе такие маленькие радости.
— У вас очень большой дом, — снова подала голос Мидия.
— Когда я начинал жить в К., — продолжал Гримус, — я полагал, что мой быт должен быть таким же скромным, как и у остальных. Но потом меня вынудили уйти из города, и я решил потакать себе во всем без всякого стеснения.
За кофе Гримус похвалил Взлетающего Орла:
— Вы очень правильно вспомнили Великое Дерево Иггдрасиль. Позвольте только восполнить некоторые мелкие пробелы, завершить картину, так сказать. Сумерки Богов, вот откуда это взято. Хотя, на мой взгляд, термин этот в корне ошибочен. Слово рагнарок, сумерки, впервые встречается в поэтических произведениях Эдды, и я более чем уверен, что появлением своим оно обязано опечатке в другом слове, рагнарёк, повсеместно использующемся в народных песенных сагах. Различие огромно. Рагнарёк, видите ли, означает падение. Полное уничтожение. Гибель. Нечто гораздо более существенное и завершенное, чем сумерки. Видите теперь, как единственная буква способна менять мифологию?
— Откуда у вас здесь берется кофе? — спросила Гримуса Мидия.
Гримус раздраженно нахмурился.
— Думаю, откуда обычно, — ответил он.
Мидия растерялась, и Взлетающий Орел заметил, что Гримусу растерянность гостьи доставила удовольствие.
Выходя из столовой, Гримус столкнулся в дверях с сестрой Взлетающего Орла. Птицепес уронила на пол поднос. Гримус с отвращением отряхнул то место на своем костюме, где их тела соприкоснулись, и спокойно заметил:
— Птицепес, ты неуклюжая дура.
— Да, Гримус, — отозвалась та.
Взлетающий Орел подавил в себе поднявшийся гнев, вспомнив слова Виргилия: Дождись удобного момента.
Сеанс гипноза с Мидией увенчался полным успехом: благодаря постгипнотическому внушению свист бесследно исчез из ее сознания, дорога туда была ему закрыта. Взлетающий Орел немного воспрянул духом, но потом вдруг подумал: «Интересно, сколько сеансов гипноза этот человек провел с моей сестрой?»
Мидия уснула. Птицепес скрылась в своем углу. Взлетающий Орел и Гримус уселись в креслах на свободной от насестов и кормушек половине Птичьей Комнаты, откуда можно было рассматривать картины и спящих пернатых.
— Это самые мирные твари на земле, — сказал Гримус. — Однако даже их можно обучить, и они станут драться как заправские бойцовские петухи. В мире теплокровных нет никого проще птиц, и тем не менее многим мистическим птицам приписывается способность предсказывать будущее. Птицы аморальны, хотя некоторые из них придерживаются самой высокой морали. Например, альбатросы, раз исполнив брачный танец, потом всю жизнь хранят друг другу верность. Представляете, всю жизнь. Мало кто из нас может сказать о себе такое.
— Гримус… — начал было Взлетающий Орел.
— Они кормятся, размножаются и умирают, — не обращая на него внимания, продолжал Гримус. — Все, что от нас требуется, это вовремя давать им корм. Теперь скажите мне, кто из нас стоит выше?
— Думаю, пора переходить к делу, — снова подал голос Взлетающий Орел. — Время пришло.
— Взять хотя бы вас, Взлетающий Орел, — вы странное существо. Когда-то вас вспугнули — вы бросили родное гнездо и бежали от него. Но этот выбор был сделан не вами, и потому со временем вы пожелали стать оседлым. Чем вы заняты теперь? Подыскиваете новое гнездо? Восхитительно. Поистине восхитительно.
Взлетающий Орел уже не мог сдерживать раздражение:
— Гримус, о чем вы?
Казалось, его вопрос несколько озадачил хозяина дома с зеркальными окнами.
— О чем я, мистер Орел? Неужели вы еще не поняли? Я говорю о смерти. О смерти — вокруг которой происходит коловращение жизни.
На Взлетающего Орла внезапно словно пахнуло откуда-то холодом.
— О чьей смерти? — осторожно спросил он.
— Мой дорогой Взлетающий Орел, — широко улыбнулся Гримус. — Конечно же о моей. О моей смерти. О чьей же еще? Знаете, что вы такое? Ангел моей смерти.
— Наденьте это, — велел Гримус.
— Зачем?
— Все должно быть по правилам, — ответил Гримус и по-птичьи нетерпеливо всплеснул руками.
Не спрашивая больше ни о чем, тут же, в Птичьей Комнате, Взлетающий Орел облачился в полный традиционный церемониальный костюм шамана аксона, раскрасил лицо и водрузил на голову убор из перьев, перекинул накрест через грудь боевой лук, надел на плечо колчан со стрелами и в заключение взял в правую руку посох ю-ю. Гримус тоже переоделся, украсив голову другим убором из перьев, по цвету точно соответствующих пышной раскраске великой птицы на самом большом, центральном, портрете в Комнате.
— Все готово? — спросил он Взлетающего Орла. — Начинаем Танец?
Взлетающий Орел сидел в кресле-качалке Гримуса и слушал. Ничего другого ему не оставалось; где Каменная Роза, он до сих пор не узнал. Кроме того, ему было интересно, чем закончится начатое представление. Посох ю-ю лежал у него на коленях, а роскошный плюмаж из перьев гордо вздымался над спинкой кресла, в котором он тихо покачивался. Гримус ходил вокруг его кресла, в странной манере, наклонив торс вперед и при каждом шаге выдвигая вперед шею, подняв на высоту плеч и разведя руки и непрерывно шевеля пальцами. Во всех его движениях был какой-то усыпляющий, гипнотический ритм.
— Это танец Мудрости и Смерти, — объяснил он Взлетающему Орлу. — Смерть сидит неподвижно и тихо, наблюдает и прислушивается, выжидает удобный момент, и это хорошо. Мудрость ходит кругами, машет крылами, не желая скрываться от своей Судьбы. И это хорошо. Так я решил, и так и будет; каждый волен выбирать, каким будет его уход. Я выбрал для себя славную Смерть, похожую на меня самого.
Голос Гримуса, сначала пронзительный и высокий, притих и сделался вполне обычным.
— Обычному человеку, — продолжил он, — под которым я подразумеваю человека смертного, уходящие годы и смерть не позволяют завершить его развитие. С годами человек накапливает мудрость, но, теряя силы, уже не может этой мудростью воспользоваться, та пропадает даром, и, когда к нему приходит Смерть, ему обычно нечего ей сказать. Я выбрал другой путь. Вкусив эликсир бессмертия, я получил возможность копить мудрость, оставаясь при этом способным на действия, в результате чего ум мой стал удивительно дееспособным. Мудрость, способная к действию, это вершина развития человеческой личности. Однако то, что достигло в своем развитии предела, обычно умирает. Вот почему я хочу умереть. Но Смерть моя должна быть не презренным вялым угасанием смертного, а горделивым, заранее подробно спланированным, красивым финалом. Итогом жизненного пути настоящего эстета.
