— Мы установим две линии обороны: здесь и здесь. — Коннор чертит на нарисованной вручную карте Кладбища. — Юнокопы ворвутся через северные ворота. Мы заманим их внутрь по главной аллее, а потом нападём с обеих сторон из засады. Думаю, пятидесяти человек хватит.
— Стрелять будем боевыми патронами? — спрашивает Хэйден.
— Будем бить их всем, чем можно. Настоящими боевыми, транк-пулями, всем подряд.
— У них всё равно будет перевес, — указывает Эшли. — Что бы мы ни делали, нам с ними не справиться.
— Да, но так мы выигрываем время, — поясняет Коннор. — Когда боеприпасы станут подходить к концу, отступим сюда — за самолёт-заправщик, к востоку от истребителей.
— Но ведь тогда они загонят нас в угол, разве нет? — спрашивает кто-то.
— Когда они подберутся к нам слишком близко, мы взорвём заправщик и начнём отходить на восток.
— Ничего у нас не выйдет! — говорит Эшли.
— А вот тут я кое-что придумал. В ту секунду, когда наши пять десятков налетят на юнокопов, остальные шестьсот пятьдесят с гаком врассыпную помчатся на юг. — Коннор наносит на карту штрихи, изображая ребят, веером разбегающихся к дальней, южной ограде Кладбища. — Там полно дырок в заборе.
Хэйден кивает, мол, всё ясно, и указывает на главную аллею:
— Значит, если «отважная полусотня» хорошо выполнит свою работу, оттянет копов к востоку и будет всё время отвлекать на себя их внимание, то к тому времени, как копы поймут, что основная масса делает ноги, будет уже поздно — они не смогут их поймать, так?
— Ну, может, кого-то они и достанут, но остальные успеют скрыться. С этого момента им придётся справляться самостоятельно, но, по крайней мере, они будут живы. И целы.
Вот тут и звучит главный Вопрос:
— А что будет с «отважной полусотней»?
Повисает тишина. Наконец Коннор говорит:
— Нам придётся пожертвовать собой ради спасения других.
Хэйден сглатывает. Коннор отчётливо слышит «клик», исходящий от адамова яблока его друга.
— Будущее в теле-радиовещании накрылось медным тазом... — бормочет Хэйден.
— Ребята, если кто чувствует, что он к этому не готов, можете уйти, я не обижусь, — произносит Коннор, но все знают, что эта реплика из того же разряда, что и вопрос священника, нет ли у кого возражений против заключения брака. Ни одна рука не поднимается.
— Ну, вот и порядок, — говорит Коннор. — Теперь пусть каждый из вас подберёт себе команду из самых верных друзей, которые не побоятся драться с юнокопами. Остальным сообщите, что когда загудит сирена, они должны мотать отсюда вовсю и не останавливаться, пока их не схватят или пока им не стукнет семнадцать.
— А зачем ждать сирены? — спрашивает кто-то. — Почему бы не дать дёру прямо сейчас?
— Потому что, — веско говорит Коннор, — они следят за каждым нашим шагом. Если юнокопы засекут на Кладбище слишком большую активность, они выстроят заслон из автомобилей вдоль всего периметра, и смогут отлавливать наших ребят, как кроликов. А так все их силы будут стянуты в один кулак, и мы будем удерживать их здесь. Вот тогда-то и откроется задняя дверь. Понятно?
Понятно. Молодец Коннор, всё логично, всё продумано. И только он один, похоже, знает, что его план — отчаянная импровизация.
— Сколько у нас времени? — интересуется Эшли.
Коннор кивает Хэйдену — этот вопрос по его части.
— Если повезёт — пара дней, — отвечает тот. — А если нет — то пара часов.
А в это время Трейс в своём джипе несётся по дороге к Кладбищу, нарушая все установленные ограничения скорости. Он едет с совещания, на которое его срочно призвали «работодатели», чтобы получить подтверждение, что пожары в Тусоне — дело рук обитателей Кладбища. Свидетельств против кладбищенских расплётов предостаточно, запираться не имело смысла. Но вот что «костюмам» из «Граждан за прогресс» очень хотелось бы выяснить: почему Трейс не поставил их в известность об этих акциях заблаговременно? Ведь именно затем его и внедрили на Кладбище — чтобы узнавать о событиях до того, как они произошли. «Костюмы» отказывались верить, что Трейс знал о планах поджигателей не больше, чем сами «прогрессивные граждане».
— Вы хотя бы отдаёте себе отчёт, в какое положение это нас ставит? — накинулись они у Трейса. — У Инспекции по делам несовершеннолетних руки чешутся зачистить Кладбище; и теперь, после нападений на мирные жилые кварталы, мы не в силах её остановить!
— А разве не вы контролируете Инспекцию?
«Костюмы» возмущённо зашумели в унисон.
— Наши отношения с Инспекцией сложнее, чем способен понять ваш примитивный умишко армейского бёфа.
После чего Трейса уведомили, что его отстраняют от выполнения возложенной на него задачи. Решение вступает в силу незамедлительно.
Но для Трейса речь больше не шла о каком-то там задании. И время, когда он играл на обе стороны, тоже позади.
Вот поэтому он и летит сейчас к Кладбищу, словно сёрфер, несущийся впереди цунами. Трейс готовится к бою.
В сумерках он с визгом тормозит у запертых ворот и давит на клаксон, не останавливаясь ни на секунду, пока двое подростков-привратников не выходят выяснить, кто это там дебоширит. Увидев Трейса, они немедленно открывают ворота.
— Господи, Трейс, ты что — хочешь разбудить весь Тусон?
Второй дежурный фыркает:
— Как же! Да этот сонный Тусонный и атомной бомбой не разбудить!
«Бедные вы бедные, — думает Трейс. — Вы и не подозреваете, что вас ожидает». Он оглядывает винтовки, небрежно свисающие с плеч привратников, словно это не оружие а так, модный аксессуар.
— У вас там транк-патроны? — спрашивает он.
— Ага, — отзывается первый дежурный.
— Замените их вот на эти.
Трейс достаёт с заднего сиденья джипа два ящика с самыми грозными боеприпасами, которые только имеются на вооружении у военных. Одного такого патрона достаточно, чтобы снести башку слону.
Парни смотрят на патроны так, будто им предлагают подержать новорождённого и они боятся его уронить.
— Да пошевеливайтесь же, заряжайте! А когда в следующий раз увидите, что кто-то приближается к воротам — не вздумайте разговоры разводить, сразу стреляйте, и не останавливайтесь, пока у вас патроны не кончатся, поняли?
— Д-да, сэр, — говорит первый. Второй лишь кивает — кажется, он онемел. — А почему, сэр?
— Потому что юнокопы наступают мне на пятки!
В угасающих вечерних сумерках Лев и Мираколина шагают по шоссе, огибающему северную окраину Кладбища. На старом проржавевшем дорожном указателе стрелкой обозначен въезд на военно-воздушную базу Дэвис. В пустыне, примерно в миле позади ограды, можно различить неясные контуры самолётов.
