Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы

Присматриваюсь…

"Гюрза". Дата рождения, ещё какая-то неразборчивая дата… И пересекающий всё это жирный знак вопроса…

Я поднимаю голову. Иена рядом нет. Он уже далеко и приступил к восхождению. Лишь на бревне осталась крохотная статуэтка из кости.

Беру её осторожно пальцами… и тут же понимаю, что это — дар.

Прощальный, тоскливый и от всего сердца.

…Сидящий с закрытыми глазами, под изящно вырезанным деревом зрелый мужчина, — с автоматом на коленях, в бандане и специальной амуниции непонятных родов войск безо всяких знаков отличия, — это я.

Присматриваюсь ещё внимательней — и едва не вскрикиваю от удивления.

Словно тщательно сберегаемую реликвию, обеими руками я прижимаю к груди совсем крохотное сердце…

…Вилле подходит, и под ним даже не приминается снег. Случайно смотрю вокруг себя — та же история. Ни следов, ни других свидетельств присутствия здесь стокилограммового тела…

Я закрываю глаза и воздеваю к небу какое-то не моё… лицо… Я уже знаю, что от моего тяжкого выдоха в меркнущие небеса не взметнётся облачко стылого пара…

…Самое страшное, что я больше не чувствую ударов снежных крупинок по векам и щекам. Лишь постоянный, непреходящий и будто навеки поселившийся в ставшем невесомым теле — холод…

Вилле нерешительно топчется рядышком, не решаясь отвлечь. Он будто понимает, что я прощаюсь…

Как велика и пуста бывает безвременная тишина….

— …Что написано у тебя в листке?

Он сопит, будто стыдящийся своей удачи мальчишка. Уж звуки и голоса друг друга мы, оба такие мёртвые, можем слышать…

— Стоит дата. Год… и день, месяц. Через сорок лет, три месяца и восемь дней от этого дня…

Я пришёл в своё обычное состояние, и теперь готов двигать, куда угодно.

— Это хорошо, Вилле. Мне отчего-то кажется, это дата твоего следующего рождения.

Он не находит, куда от удовольствия спрятать глаза:

— А ты, что у тебя?

Я встаю, потягиваюсь…, прячу статуэтку в потайной карман за пазухой.

…Ночь предстоит тихая и морозная, а путь, сказал Тайфун, долгий?

Я улыбаюсь ему искренне, во весь рот, словно всю жизнь только этим и занимался:

— А мне, Вилле, просто на роду написано всякий раз появляться раньше тебя. Уж поверь старику — негодяи и маньяки всегда востребованы на этой планете никак не меньше, чем робкие Ангелы…

Приобняв его за плечи, я делаю первые шаги. Он пытается подстроиться под меня, смешно семенит, как раньше, когда мы вот так шагали с ним в какую-нибудь местную «тошниловку», где иногда шутки ради брали по сто на двоих…

— Ну, и скажи теперь мне, пацан, а там, куда ты меня тащишь, обещают нам «жизнь», полную наслаждений и приключений?

Он заливисто хохочет, переносит свою руку через мою, и мы легко и свободно шагаем с ним по заснеженному полю в сторону заката.

Чудно, что и сказать, но мне становится рядом с ним куда теплее…

— И как же мы назовём тот задорный и приятный кабачок, что мы теперь на пару откроем, а, Вилле?

Он морщит лоб, что-то бормочет своими так и не повзрослевшими на вид губами, и радостно выдаёт:

— "Там, где мы", пойдёт, Учитель?

Я скашиваю критически белки, так и этак «прогоняю» в себе это название, и одобрительно киваю:

— А то! Лучше, по-моему, и не бывает…, Ученичок!

И мы снова смеёмся, уже так, как в первые дни нашего знакомства.

И так, продолжая болтать и смеяться, мы уходим всё дальше и дальше, и никто из нас так и не заметил, как из моего кармана незаметно выпал и упал, воткнувшись углом в снег, кусочек простенького картона, на котором внезапно затрепетала, чуть померкла… и с новой силой уже чётко заалела такая загадочная цифра "40"…

Новороссийск. Февраль — июнь 2009 г.