за ним. Сам понимаешь, никому, кроме тебя, я этого поручить не могу. Все тут друг другу кумовья.
– Пригляжу, конечно. Я и так одним глазом за ним смотрю. С тех пор, как ты сказал, что он на двух стульях разом сидит. Да еще и раскачивается.
Буревестнику вспомнилась дурацкая привычка Дато – и он усмехнулся. Только все равно вышло невесело.
Я отлично понимал, что мне надо помогать Володе в его работе над адскими машинами. Тем более что молодой человек не требовал от меня чего-то сверхъестественного. Однако сама мысль о том, чтобы готовить теракт собственными руками, коробила меня – и довольно сильно. Вот только в моем положении приходилось затолкать эти мысли поглубже, чтобы не вызывать подозрений.
Думать о том, что в самом скором времени мне придется стрелять в полицейских или казаков, и вовсе не хотелось. А в том, что проверка, которую учинит мне Буревестник, будет крайне жестокой, я ни в коей мере не сомневался. И если я хочу втереться к нему в доверие, да еще так, чтобы получить доступ к гипотетическому британскому союзнику, мне придется пройти ее. А это означало пролить кровь ни в чем неповинных казаков или полицейских, если не жандармов. От Буревестника я мог ожидать чего угодно.
Пока же мне приходилось помогать Володе Баградзе делать бомбы. Я решил полностью сосредоточиться на этом процессе. С одной стороны, мне самому хотелось хотя бы частично овладеть им. Вдруг когда пригодится. С другой же – процесс изготовления адских машин был достаточно опасен, чтобы отвлекаться.
Володя работал с кажущейся легкостью настоящего профессионала своего дела. Отмерял, пересыпал, смешивал, разогревал до нужной температуры. Мне же отводилась самая простая работа. В основном я наполнял кусками рубленой проволоки и гвоздями банки, служащие корпусами для бомб. После этого Володя лично ставил в середину саму бомбу. И всякий раз я замечал на лице молодого человека испарину. Не так-то просто дается ему его дело.
Взрыватели всегда лежали отдельно. В другой стороне нашей небольшой комнаты. Они представляли собой стеклянные трубки разной длины, наполненные сероватым порошком. Володя называл его гремучей ртутью.
Покончив с банками, мы взялись за изготовление замаскированных адских машин.
Как только Володя достал из-под кровати внушительную стопку книг, я сразу же вспомнил Севастополь. Тощего паренька в шинели с такой же стопкой книг. И взрыв, перевернувший пролетку. А теперь мне придется готовить такие же бомбы.
В них не было места для обрубков гвоздей и кусков проволоки. Зато заряд Володя устанавливал в несколько раз больший, чем в банках. Кроме того, приходилось сразу же ставить и взрыватели с крайне коротким запалом. Тогда-то мне стало понятно, почему тот тощий парень в шинели взорвался вместе со своей адской машиной. Просто не сумел кинуть ее достаточно быстро и достаточно далеко.
Я не принимал участия в работе над этими бомбами. Даже не предлагал Володе свою помощь. Понимал, что работа тут почти филигранная, и я скорее все испорчу, нежели помогу. И не стоит забывать – одна неточность и мы взлетим на воздух со всем этим зданием. От взрыва одной бомбы детонируют остальные. А тогда от нас двоих и памяти, наверное, не останется.
Когда же и с начиненными смертью книгами было закончено, Володя просто завалился на кровать. Он тяжело дышал. Пот ручьями струился по его лицу. Он даже не трудился его стереть.
Все-таки чудовищно тяжелой была работа химика в таких вот боевых группах.
Я прибрал взрывчатые книги подальше от банок. Обходился с ними крайне осторожно. Однако все равно каждый раз мне было очень страшно брать в руки очередную перевязанную бечевкой стопку. Ведь в ней одной заключено столько смерти.
Буревестник заявился уже ближе к ночи. И в этот раз он был не один. Его спутником был человек таких габаритов, что стоило ему войти вслед за Буревестником, как в нашей комнатке стало совсем тесно. Я отметил металлический протез вместо руки у здоровяка и странно помятую одежду. Не так, словно он спал в ней, что было нормально. Нет. Тут явно что-то другое. А вот что – я понять не смог.
Здоровяк, правда, не задержался у нас. Он молча выложил на кровать из заплечного мешка ворох местной одежды. Тут и думать нечего – кому она могла предназначаться. На стол же однорукий поставил еду и пару бутылок вина. После этого, также ни слова не сказав, вышел.
– Краб у нас вообще не сильно разговорчивый, – объяснил после его ухода Буревестник. – Смотрю, Володя, вы хорошо поработали. Тут взрывчатки хватит, чтобы дворец наместника взорвать. Или жандармское управление.
– А вы решили меня проверить в таком деле? – пошутил я, но глянул при этом прямо в глаза революционеру.
– Нет пока. До таких масштабов нам еще далековато. Пока будет экс. Знаете, что это означает?
– Ограбление, – пожал плечами я. – Знаю, что вы любите называть это дело другими словами, но суть неизменна. Вы собираетесь грабить.
– Верно, – кивнул Буревестник. – Казначейскую карету. В ней будет достаточно денег, чтобы основательно пополнить нашу революционную казну. Выкупить отпечатанную за границей литературу и листовки. И на оружие еще останется. Вы же, Никита, завтра, конечно, не откажетесь поучаствовать в нашем эксе?
– Думаю, выбора мне, Буревестник, вы не оставили. Поэтому соглашусь добровольно. Надеюсь только, оружие вы мне дадите. Или придется отбивать его у охраны кареты?
– Завтра перед эксом получите револьвер с полным барабаном. Если я кого-то беру с собой, то не для того, чтобы сделать из него овцу на заклание. Вашей задачей, Никита, будет прикрывать Володю, который кинет под колеса кареты свою адскую машину.
– Я не нуждаюсь… – вскинулся юноша, но лидер революционеров осадил его снова.
– Нуждаетесь, Володя. Как и всякий бомбист. У вас же руки будут заняты вашими «книгами». А конвой сейчас нервный – может начать палить во всякого, кто покажется подозрительным. Поэтому Никита вас будет прикрывать.
– С едой стоит поаккуратней быть, – заметил я, когда Буревестник принялся расставлять принесенную его товарищем снедь.
– Вы насчет ранений в живот? Не беспокойтесь. У нас с медициной настолько плохо, что от него умирают в любом случае. Ел человек за сутки до ранения или нет – не важно.
Не то чтобы эти слова успокоили меня, однако если все равно помирать, то лучше уж на сытый желудок. Тут Буревестник был полностью прав.
Примерять местную одежду я начал уже утром
