— Ты хочешь, чтобы мы объединились и заполучили вознаграждение за спасение «Гипериона»?
— Верно, — подтвердила Надира. — Там на борту целое состояние, и я хочу получить его. Ты ведь знаешь координаты, правда?
В том, что мы вели об этом разговор среди гула в кафе, не было никакого риска. Нам приходилось тянуться через стол, даже чтобы слышать друг друга. К влажному запаху её кожаного пальто примешивался теплый, чуть пряный аромат. Возможно, тмина. После того как я проработал несколько лет рядом с кухней шеф-повара Влада, осталось не так уж много неизвестных мне пряностей.
— Не думаю, что меня это интересует, — сказал я ей.
— Это потому, что я цыганка?
Я не ответил.
— Ты ведь ничего не знаешь о рома, да? — поинтересовалась она. — В смысле, кроме того, что все они воры и разбойники?
— Вообще-то нет, — признал я.
— Не стоит верить любому грязному слуху.
— Уверен, что ты права. — Я чувствовал себя пристыженным.
— Ну, так как ты думаешь? Сможем мы работать вместе?
— Я тебя даже не знаю, — возразил я.
— Нет, но я тебе нужна.
— Мне?
Надира запустила руку за ворот пальто и вытащила тонкий кожаный чехольчик, висевший у неё на шее. Расстегнув застежку своими длинными пальцами, она извлекла потускневший медный ключ. Вещица была оригинальная и явно очень старая, с разнообразными зубчиками, выдвигающимися из центрального стержня и вращающимися вокруг него. Это был ключ-головоломка. Я никогда не видал таких сложных штук.
— Похоже на ключ от райских врат, — сказал я.
— Почти. — Она ловко сложила ключ и сунула обратно в кожаный чехол. Я старался не смотреть на гладкую смуглую кожу на её горле. — Это ключ от грузовых трюмов «Гипериона».
— Откуда ты знаешь?
— Из очень надежного источника.
— Где ты взяла ключ?
Она даже глазом не моргнула.
— Это мое дело.
— Стащила у Джона Рэта?
— Нет. Он узнал про ключ и начал меня разыскивать. Я немножко пошпионила за ним и подслушала, как они говорили о тебе. Сказали, что у тебя есть координаты. Так что я как можно быстрее взяла билет до Парижа. Хотела предупредить тебя.
— Откуда ты? — спросил я.
— Из Лондона.
Я так и думал, судя по её акценту. Она проделала путь из Англии, чтобы найти меня. Путешествовала ли она одна — вещь практически неслыханная для девушки из приличного общества? И кто оплатил её проезд? Или, может, у неё есть собственные средства? Я предположил, что она вовлечена в какие-то опасные, криминальные дела. Как ещё мог столь ценный ключ оказаться в ее распоряжении? Она одета как мужчина. Она шпионит. Она может прыгать по крышам и уворачиваться от пуль. В общем, сплошная загадка.
— У тебя координаты, — заявила она. — У меня ключ. Мы нужны друг другу.
Я пожал плечами:
— Замки можно сломать.
— Только не эти.
— Ты, похоже, знаешь очень немало, — сказал я, — но многого не договариваешь. Почему я должен верить тебе?
— Смотри. — Надира наклонилась ко мне ещё ближе. Ее зубы казались белоснежными на фоне смуглой кожи. — Грюнель знал, что кругом кишат воздушные пираты, и не хотел давать им никаких шансов. Во всех грузовых отсеках — ферротитановые стены, и везде установлены мины-ловушки. Если кто-нибудь попытается войти без ключа, всё взорвется. Один искусный слесарь из Швейцарии сделал этот ключ для Грюнеля в единственном экземпляре. Но этот слесарь так гордился своей уникальной работой, что просто не мог не проболтаться о ней, и слух об этом дошел до пиратов. Они нанесли слесарю визит, обнаружили, что он сохранил чертежи, и держали его на мушке, пока он не сделал им дубликат ключа. Потом застрелили.
— И каким-то образом, — сказал я, — тебе достался этот дубликат.
— Это был подарок.
— Ничего себе подарок.
— Пираты так и не нашли «Гиперион». Так мне сказали. Он просто исчез. Все решили, что он упал в море. Ключ потерял всю свою ценность. Он стал просто диковинкой. Многие годы он переходил от одного владельца к другому. Мой отец выиграл его в карты и отдал мне, когда мне исполнилось восемь.
— А твоего отца это рискованное предприятие не интересует?
— Он умер.
Я вдруг почувствовал страшную усталость.
— Ты не можешь знать наверняка, что этот ключ подлинный.
— Он подлинный, — заявила она негромко, но горячо.
— Мы должны сообщить в Воздушную Гвардию, — сказал я, — или в полицию.
— Зачем, скажи на милость?
— Джон Рэт и его люди стреляли в нас! — воскликнул я. — Они опасны.
— Мы будем остерегаться их. Если мы пойдем в Воздушную Гвардию, они захотят получить и твои координаты, и мой ключ. Я совершенно не собираюсь выпускать его из рук.
— Я действительно не хочу быть замешанным во всё это, — сказал я.
— Но ты уже замешан, — возразила она. — Ты единственный человек на планете, знающий координаты этого корабля.
— Тогда я обращусь в газеты. Они могут обнародовать их, и тогда я покончу с этим.
Она на мгновение остановила свой взгляд на мне, а потом кивнула.
— Тебя это не интересует? Понимаю. Тогда сообщи мне координаты. Я попытаюсь.
Я не ответил.
— Вот видишь! — сказала она. — Всё-таки это тебя интересует!
— Если честно, не знаю.
— Ты не можешь отказаться от такого, — настаивала она. — Нам обоим это нужно, тебе и мне.
— Что ты имеешь в виду? — У меня было такое ощущение, что она накинула на нас обоих лассо и затягивает петлю всё туже.
— Я думаю, ты понимаешь, — ответила цыганка. — Ты не из богатых. В газетах писали, что отца у тебя нет, зато дома остались мать и сестры, о которых надо заботиться. Всё, на что ты мог рассчитывать, — это жалованье юнги, и того нет теперь, когда ты в Академии. Тебе приходится туго.
Она, казалось, знает обо мне всё. Я не понимал, чувствовать себя польщенным или бояться.
— Ты пытаешься добиться успеха самостоятельно, — говорила Надира. — Я тоже. Нам нужен шанс. — В лице ее была такая настойчивость. — А это — величайший шанс из всех.
Я вздохнул:
— Думаю, мне пора идти.
— Куда?
— В Академию.
— Там тебя может дожидаться целая компания.
Живот и шея у меня покрылись гусиной кожей.
Она была права. Рэт и его люди точно знают, где меня искать.
— Я должен сказать декану, — промямлил я. — Его одурачил…
— Кто сказал, что его одурачили? Может, они предложили ему долю.
— Нет, — возразил я, — он в этом не участвует. Его обманули. Рэт сам это сказал.
— Ну так иди, — презрительно бросила она. — Никто тебя не держит.
Я положил на столик деньги за кофе и поднялся.
— Ты даже не хочешь узнать, где меня найти? — спросила она.
— Нет.
— Улица Цеппелин, сто девяносто девять, — сказала она. — Возле аэропорта.
— Я знаю, где это.
Она встретилась со мной глазами.
— Помни, ты не сможешь сделать это без меня.
— Ты это уже говорила.
— Не сможешь.
— Прощай, — сказал я. — И спасибо.
Я рад был снова оказаться на улице, под холодным ночным дождиком. После получаса ходьбы всё это начало казаться мне сном: Джон Рэт в «Ритце», гонка по крышам, цыганская девушка, явившаяся спасти меня. Я огляделся. Дома вокруг были такими надежными, плиты под ногами — такими прочными. Я обшаривал глазами лица встречных мужчин, но видел лишь обычных людей, идущих по своим обычным делам. Пахло камнем, озябшими деревьями и рекой.
Я уже был недалеко от Академии. В конце бульвара уже виден был ее внушительный фасад, теплый и приветливый в свете уличных фонарей. Я был совершенно измотан — и хотел спать. В глубине души я колебался, но потом сказал себе, что всё это просто глупо. Утром я поговорю с деканом, а потом пойду в Воздушную Гвардию и всё им расскажу. Я шагнул под арочный свод.
Дугласа в привратницкой видно не было. Чашка чая исходила паром рядом с вечерним выпуском «Ла Пресс». Я прошел во внутренний двор. Обычно его заливал свет из окон спален, но теперь он был тёмным и мрачным. Я поднял глаза на секцию Дорнье и отыскал своё окно. За стеклом кто-то двигался.
