опавшими листьями, мелкими древесными сучьями и иным лесным мусором. Очевидно, убийца или убийцы желали наскоро похоронить несчастную жертву от взоров людей. Однако, для чего это было сделано, оставалось тайной.
Когда весь этот мусор сбросили с покойного, глазам властей предстала тяжелая, страшная картина: на спине лежал высокого роста, судя по рукам, средних лет человек, одетый чисто, прилично, по – мещански: добротные высокие сапоги, брюки, суконный пиджак, жилет да серое пальто. Грудь, руки, даже ноги - все было залито запекшейся кровью. Все невольно попятились от трупа: впечатление, которое он производил, было более чем тяжелое.
Даже привыкший к очередному тягостному зрелищу тощий доктор не выдержал. Да и как можно к подобному привыкнуть? Его передернуло, и он отрывисто пробормотал:
- Экие звери... Что они с людьми - то делают!
- Да, доктор, есть люди, для которых нет не только ничего святого, но и ничего страшного, - ответил я, тщательно осматривая труп. - Есть люди хуже самых хищных зверей, ибо звери кровь проливают чаще из-за голода, а люди из-за страсти к крови. Однажды, мне один преступник цинично сказал, – продолжил я, поднимаясь с корточек, - что для него самое приятное ощущение в жизни - это когда он втыкает нож в тело жертвы и когда из раны на него фонтаном брызгает кровь... Представляете? Мне кажется, что подобные субъекты, безусловно, ненормальные люди, ибо подобная страсть - состояние патологического психоза.
В ходе внешнего осмотра, кроме отсутствия головы, на теле не было обнаружено никаких иных следов насилия.
- Без сомнения, - дал свои заключения доктор, - этого человека убили без борьбы, без самообороны с его стороны. Если бы он боролся, защищался, дело не обошлось бы без ссадин, синяков, иных наружных повреждений. На него, по - видимому, напали врасплох. Смерть должна была последовать почти моментально. Негодяи нанесли страшный удар ножом и одним движением срезали голову...
- Думаете ли Вы, Ваше благородие, что убийц было несколько? – спросил меня, доселе молчавший, пристав, со звучной фамилией Ручейков.
- Без сомнения, их было несколько. Смотрите, как смята здесь трава, – ответил я.
- Кроме того, господа, - добавил доктор, снимая медицинские перчатки, - судя по наружности, убитый должен был обладать большой физической силой. Вряд ли на него рискнул бы напасть один человек.
Это все, что дало нам первоначальное следствие на месте варварского убийства. Дальнейшее расследование, которое проводилось энергично и тщательно, увы, дало чрезвычайно мало благоприятных данных, пролило не много света на это кровавое дело, несмотря на все усилия и старания сыскной полиции.
Прежде всего, конечно, были предприняты меры к установлению личности убитого. С этой целью были произведены опросы по ближайшим домам: все ли проживающие в них обитатели налицо, не замечено ли исчезновение кого-либо. Благодаря такому мероприятию было обнаружено, что дня четыре тому назад, из одного из домов по Забалканскому переулку, что на втором кольце, из квартиры зажиточной мещанки, сдававшей комнаты внаймы, неизвестно куда скрылся жилец - отставной унтер - офицер Шахворостов, который по описанию был схож с найденным трупом. Выходит, убийства совершались не каждый день, а с запасом. Оттого, видимо, тело и было спрятано.
Личность убитого, таким образом, была установлена. Теперь предстояла самая главная и трудная задача: напасть на след убийцы или убийц.
Стали, где только возможно, наводить справки о зарезанном Шахворостове. Все розыски в этом направлении дали только следующие сведения: отставной унтер-офицер Шахворостов, холостой, жил один. На постоянном месте последнее время не служил, но занимался разными делами. Среди этих дел были частью подряды, частью комиссионерство. Слыл человеком порядочным, жизнь вел аккуратную, трезвую и степенную.
- Кто чаще бывал у покойного? – допытывал я у квартирной хозяйки.
- А мало ли кто к нему ходил, милок? - отвечала она. - Покойничек, царство ему небесное, был человек замкнутый, скрытный. Ни о чем лишнем разговаривать не любил. Я никого из его знакомых и не знаю - то...
Как мы ни бились, дальнейшее следствие не подвигалось ни на шаг. Я испробовал все способы: отдал предписания агентам перебывать во всех «веселых домах», во всех трактирах, словом, везде, куда любят отправляться убийцы прокучивать трофеи своих преступных побед, внимательно ко всему прислушиваться и приглядываться; распорядился о тщательном розыске всех, кто мог бы оказаться так или иначе знающим убитого.
Тяжелые дни проходили за днями, не принося с собой буквально ничего нового и важного для расследования кровавых убийств. Головорезы словно в воду канули. Никакие меры не приводили к их розыску. Ни малейших следов, ровно, как и в остальных девяти случаях.
Признавшись в своём бессилии, я доложил о ходе дела Купцову. Тот же, крепко всё обдумав, предложил следующий ход: столичное население будет широко оповещено, что все желающие могут в течение целого дня являться в покойницкую Самойловской больницы для опознания трупов.
- Как же это поможет делу, Фёдор Михайлович? – задал я резонный вопрос.
- Узнаете, голубчик, узнаете, – загадочно отвечал статский советник.
***
Мы приехали туда с Купцовым утром, через день. Мрачной, унылой громадой высится Самойловская больница. Прохожие с каким-то страхом и тоской поглядывают на неё, истово крестятся перед больничным образом. Простолюдины всегда недолюбливали больниц. Да и известная часть общества относится не с большой симпатией к сим почтенным учреждениям.
Но среди всех больниц Самойловская пользовалась особо печальной популярностью. Говорили про постоянное переполнение ее; про грубость низшего служебного персонала; про то, что там к больным относятся, как к колодам. Хотя кое в чем эти слухи были преувеличены, но, в общем, здесь была большая доля истины.
Душно в больничных коридорах.
