На афише, по обе стороны от текста, были два шутливых изображения Арлекина и Пьеро. Арлекин, как водится, облачённый в трико с ромбами, терзал маленькую скрипку, дьявольски ухмыляясь; Пьеро же, размазывая одним из чудовищно длинных рукавов потёки чёрной туши по лицу, прижимал ко рту губную гармошку.
Фигаро раза три полностью перечитал афишу, и не обнаружил ничего, что могло бы хотя бы символизировать подсказку. Он, мягко говоря, не был почитателем музыки – как классической, так и не очень. О, он любил иногда послушать Герре или Шуцберга, мог отличить Жуковского от Фаго, но по концертам следователь не ходил, предпочитая патефон и уютное кресло у камина. Поэтому имена исполнителей, если в них и содержались некие скрытые смыслы, не говорили ему абсолютно ничего.
Следователь перевернул афишу, и, нахмурившись, принялся изучать её обратную сторону. Какое-то время афиша висела на столбе или на доске объявлений, а потом её сняли, и, похоже, использовали как подставку под телефонный аппарат. На обратной стороне афиши много раз расписывали автоматические перья, на неё ставили стаканы с чаем, а один раз посадили большую кляксу ярко-алых чернил. Ещё здесь было записано несколько телефонов: «Булочная Ф.С – 55-0-1», «Парикмах. Френч с 10 до 17, 55-0-30» и тому подобная ерунда.
Он вздохнул, и снова полез в саквояж.
На этот раз на столе оказалась большая походная лаборатория: потёртая чёрная коробка, в которой царила настоящая свалка из пыльных пробирок, пипеток, банок с порошками и индикаторных бумажек. Фигаро тихо ругался: большинство реактивов оказались давно просрочены, а некоторые пробирки из списка «Комплектация» вообще пропали неведомо куда. Тем не менее, того, что осталось, должно было хватить.
Через сорок минут (часы на ратуше звонко пробили четыре раза) следователь установил, что бумага никак не реагирует ни на нагревание, ни на охлаждение, ни на большинство из известных базовых проявителей. На афише не писали лимонным соком, молоком, либо симпатическими чернилами, по крайней мере, из тех, что можно было свободно купить в любой алхимической лавке. На красный, синий и зелёный свет, а также их сочетанеия афиша также не реагировала.
Чертыхнувшись, Фигаро перевернул проклятую бумажку лицевой стороной, и, подперев подбородок кулаком (ему жутко хотелось спать), злобно уставился на афишу «Оркестра «Маскарад».
«Первая скрипка, вторя скрипка, третья виолончель и десятый тромбон, мать его, – думал следователь, хмуро разглядывая стройные столбцы убористого текста. – Вряд ли Наташа Филч полагалась на мой тонкий музыкальный вкус. Тут что-то другое, такое, что должно быть вот буквально перед носом... Так, а что, собственно, у меня под носом? Арлекин и Пьеро. Один – дёрганый неврастеник и социопат, а второй – тряпка-меланхолик... Хм. А ведь их зачем-то раскрасили...»
Хотя «раскрасили» в отношении фигуры Пьеро звучало чересчур сильно; просто когда-то давно детская рука, сжимавшая синий карандаш, неумело заштриховала чёрно-белую фигуру с губной гармошкой. Так совсем ещё малые дети черкают в книжках-раскрасках, превращая улыбающееся пузатое солнце в жёлтый квадрат-сетку, а реку в синюю горизонтальную линию: быстро, небрежно, неумело, не видя смысла в контурах и границах.
А вот Арлекином занималась уже совсем другая рука. Кто-то (и это было сделано совсем недавно, понял Фигаро, чувствуя, как странный холодок крадётся у него по спине на маленьких липких лапках) взял в руку розовый карандаш и очень аккуратно, долго и тщательно трудился над изображением вечного шута и склочника: каждый белый ромб на трико Арлекина был филигранно выкрашен в розовый цвет, и высокие ботинки с попонами тоже не минула чаша сия.
«Я бы сказал, что этого типа покрасили в розовый совсем недавно. И готов поставить империалы против яиц, что это сделала Наташа Филч. Но я один хрен ничего не понимаю. Это что-то такое, на что я, как следователь ДДД должен обратить внимание? Что-то, в чём колдун увидит символ? Знак? Тогда, боюсь, у несчастной девушки ничего не получилось, потому что я всё ещё вижу только кукиш с маслом... Ладно, хорошо. Туше. Придётся звать на помощь тяжёлую артиллерию»
...Телеграфный аппарат в комнате Фигаро оказался далеко не так прост, как следователю показалось в первый день его визита в «Ратушу». Это был вовсе не древний «Вольфганг-100», а удачно стилизованный под него «Райнметаллик» клавишную панель которого сняли, заменив кнопочной доской печатной машинки. Отличный аппарат с возможностью подключения как к сети старого образца, так и к новой «Электролитер-2»; следователь сам бы от такого не отказался.
Он включил аппарат, дождался пока нагреются лампы, перещёлкнул головной рычаг в положение «Э-2» и набрал ноль.
Аппарат практически немедленно отстучал на заправленном в него листе бумаги три тройки – «готов».
Тройка-двойка-тройка-ноль-ноль-ноль-один-Александр-Фигро» набрал следователь.
Теперь аппарат задумался надолго. Он тихонько позвякивал, щёлкал, и то и дело мигал лампочкой, сигнализируя о переключении с лини на линию. И вот...
«555-000-555»
Это означало, что личный номер следователя принят, и центральный коммутатор Особого отдела на связи.
«Справочная» – набрал Фигаро, и ударил пальцем по клавише «Контакт».
Он знал, что сейчас происходит: для начала его перенаправят в Справочное отделение Особого отдела. А потом десятки, если не сотни маленьких сонных библиотекарей с очками на носах заспешат, забегают, замельтешат, побегут листать буклеты, энциклопедии и ещё Эфир знает, что.
Конечно же, Справочную сборищем близоруких коротышек следователь только представлял. Никто, кроме Кураторов и высшего руководства Отдела не знал, где находится Справочная, и знать был не должен. Доподлинно было известно лишь то, что там трудится около двух тысяч специалистов-архивариусов, заключивших контракт с Отделом и давших своё разрешение на коррекцию памяти по завершению срока службы. Условия работы были адовыми, но на пенсию в Справочном отделении выходили людьми богатыми.
Наконец, «Райнметаллик» разродился: аппарат несколько раз звякнул, точно прочищая горло, и стукнул:
«Готовность»
Фигаро поморщился, почесал затылок, и принялся набирать:
«Оркестр Мела Гиллера, общ. инф.»
Телеграф отстучал две точки, сигнализируя о том, что запрос следователя принят, понят и обрабатывается, после чего в комнате повисла гробовая тишина.
Следователь ждал минут пять. «Райнметаллк» вздрогнул, ожил, и лихорадочно застрекотал:
«Основан в 1711 году Г Миллером доп справка известен своими костюмированными постановками-концертами наиболее известные «Без настроения» COMM «Дым над Дунаем» и «Окно в сад» STOP К настоящему моменту распущен STOP Последнее известное представление программа «Золотой костёр» в Столице COMM 1889 год STOP Дополнительная информация QUE»
Справочный отдел использовал устаревшую кодировку, которую понимали практически все телеграфные машины. Это было не особо удобно, но Фигаро было, в общем, наплевать; ему доводилось читать и старые ленты с дырочками кода Морзе.
«Отбой, – напечатал следователь. – Новый запрос: синий Пьеро»
На этот раз на том конце провода думали долго, очень долго. Прошло почти полчаса, прежде чем аппарат снова ожил (Фигаро к этому времени успел почистить и набить трубку), напечатав следующее:
«Рыболовецкий траулер COMM затонул в 1870 неподалёку от мыса Двух Сирен STOP Также разливочная в Столице рядом с Театром Кукол К Б Рабаса COMM работает по настоящее время STOP Требуется поиск дополнительной информации QUE»
«Отставить, – отстучал Фигаро, – новый запрос: Розовый Арлекин»
Аппарат молчал не более десяти минут. Затем мотор зажужжал, каретка дёрнулась, и на бумаге появилось следующее:
«Справочник Шульца Бруне Кеплера COMM второй том стр 225 изд 1850 года для особого пользования»
Сердце следователя рухнуло куда-то в бездонную лифтовую шахту, что начиналась где-то там, где заканчивалась грудная клетка.