Саше представляли московское купечество до заката и немного после него. И очередь всё не кончалась. Наконец, Гогель не стерпел:
— Ну, надо же и честь иметь, господа промышленники! Великому князю не так много лет, чтобы это выдерживать!
— Я не устал, — попытался возразить Саша.
Но вышло не очень убедительно. К тому же, после знакомства с Мамонтовым, значимых сделок заключено не было. И он решил смириться.
— Мы едем во дворец! — заявил Григорий Фёдорович.
Но вмешался старик Морозов.
— Ваше Высочество, я приказал приготовить комнаты в моём особняке, не согласитесь ли переночевать у нас? Хозяйка моя Ульяна Афанасьевна очень ждёт.
— С удовольствием, — сказал Саша.
Поймал на себе возмущенный взгляд Гогеля.
И сделал вид, что не понял.
— Найдется комната для моего гувернера?
— Конечно, конечно, — заверил Морозов. — Да тут недалеко, в Шелапутинском переулке.
Саша плохо представлял, где это.
В тот же день из подмосковного имения Киреева, принадлежащего известному откупщику Мамонтову, отправился на юг приказчик.
Он вез письмо в поселок Сураханы Бакинской губернии другому откупщику Василию Александровичу Кокореву. В послании было всего четыре слова…
Глава 22
«Бензин не сжигаем! — гласило послание. — Окупится».
На словах Мамонтов велел передать, что был на встрече с Великим князем Александром Александровичем, который вскользь упомянул бензиновые двигатели. А юный Великий князь, как известно, ничего не говорит зря.
«Ну, кому нужен этот бензин! — думал приказчик. — Столько в аптеки не продашь. Всегда и все его сжигают. Не дай Бог ещё взорвётся! На воздух взлетим. Мало ли что ляпнул царевич».
Пока они спускались по лестнице, Гогель все-таки получил доступ к великокняжескому уху.
— Александр Александрович! — шепнул он. — Надо по крайней мере извиниться перед ректором.
— Да, конечно, — кивнул Саша. — Будет прилично послать лакея?
— Да, но надо что-то подарить.
На это Саша не рассчитывал.
— У меня осталось 20 рублей, — честно признался он.
— Ничего страшного, — сказал Гогель, — у меня есть несколько вещей.
— Ваших?
— Нет, из Кладовой Камерального отделения.
— Что за кладовая?
— Склад вещей для высочайших подарков в Зимнем дворце. Ни одно путешествие без этого не обходится, так что я взял под роспись несколько штук. Ректору будет прилично подарить золотые часы с гербом за гостеприимство.
— За чей счет гуляем? — поинтересовался Саша.
— За ваш, Александр Александрович, — усмехнулся Гогель, — вы имеете право потратить на подарки до 10 тысяч рублей серебром в год.
— Сколько? — переспросил Саша.
— Десять тысяч рублей серебром, — терпеливо повторил Гогель. — Но, конечно, всё только с моего разрешения.
— А если я захочу купить нефтяную вышку? — спросил Саша.
— Это к государю.
Саша так и думал.
— А я за чей счёт гуляю? — поинтересовался он.
— За счёт Государственного Казначейства.
— Неограниченный кредит?
— Нет, Александр Александрович. Вам, как сыну императора, положены выплаты 100 тысяч рублей в год. До совершеннолетия.
Вот это да! Оказывается, у него есть ещё одна неслабая зарплата, кроме штабс-капитанского жалования. Саша давно предполагал, что у него должны быть некие бешеные деньги.
— А с совершеннолетия? — осторожно поинтересовался Саша.
— Пятьсот тысяч в год, — отрапортовал Гогель. — Но из сумм Удельного ведомства. Между прочим, это «Учреждение об императорской фамилии» государя Павла Петровича. Вы же любите законы читать, Александр Александрович.
Из юридических документов той эпохи Саша читал только Акт о престолонаследии.
— А во сколько обойдутся золотые часы для Альфонского? — спросил он.
— Рублей 300–500, — сказал гувернер.
По сравнению с упомянутыми сумма казалась смешной.
— Хорошо, — сказал Саша. — Пошлите Альфонскому часы. С лакеем. И моими извинениями. И я хочу знать, сколько у меня потенциальных денег, даже если я не могу ими распоряжаться. Вы сможете предоставить эти цифры, Григорий Федорович?
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Хорошо, — кивнул Гогель.
— И можно посмотреть вашу шкатулку? Из которой золотые часы. Альфонский у нас явно не последний одариваемый.
— Да, конечно.
До особняка Морозова оказалось не то, чтобы очень близко. Обогнули Кремль в районе Китай-города, выехали на набережную Москвы-реки, по деревянному мосту пересекли Яузу в том месте, где почти сто лет спустя построят одну из сталинских высоток, свернули на набережную и остановились где-то в районе Таганки.
Солнце успело сесть. И небо на западе сияло алым.
Особняк Саввы Васильевича оказался большим двухэтажным домом с портиком и колоннами. От дворянского не отличить. Обстановка внутри тоже была вполне классической.
Поднялись на второй этаж в столовую с арочными окнами. Стол был накрыт человек на шесть. И все встали навстречу гостю.
Хозяйка Ульяна Афанасьевна оказалась старушкой лет за восемьдесят в платье европейского фасона, даже с кринолином, но зато в огромном, расшитым золотыми «огурцами» и украшенным бахромой платке. Платок переливался алым в свете свечей, ниспадал по плечам и был не завязан, а заколот булавкой под подбородком.
Невестка хозяйки Мария Федоровна, жена Тимофея Саввича, являла собой процесс европеизации по мере смены поколений. Одета она была совершенно по парижской моде, а на голове вместо платка имела прическу с прямым пробором, правда, увенчанную неким сооружением из белого кружева, больше напоминавшим шапочку, чем платок. Саша предположил, что это чепчик.
Обе дамы, по уверенным манерам и жесткости взглядов, вызывали ассоциации с Вассой Железновой: одна в молодости, другая — в старости. Саша был готов побиться об заклад, что именно они держат семейную кассу. Как только уживаются эти две тигрицы в одном загоне? Впрочем, у Тимофея Саввича, наверняка, отдельный особняк.
В центре стола само собой покоился здоровый осетр. Саша посмотрел на него с тоской, как на недостижимую вершину.
После молитвы с двоеперстием Савва Васильевич разрешил кушать.
— А что сегодня рыба весь день? — поинтересовался Саша.
— Так постный день, батюшка, — объяснила старшая тигрица, — пятница.
— А! — понимающе улыбнулся Саша. — Положите мне тогда кусочек вот этого транспортного средства для въезда в рай!
И указал глазами на осетра.
Собственно, Саша понял, что найдет рыбине применение.
Дело в том, что от дверей к столу с достоинством ступало пушистое рыжее чудо с хвостом трубой и зелеными глазами.
— Ой! Прелесть какая! — не удержался Саша.
Как только он вынес почти год в семье собачников!
Чудо потерлось о его ногу, мяукнуло и запрыгнуло на колени. Потопталось мягкими лапами, свернулось клубком и включило «трактор».
Саша отщипнул вилкой маленький кусочек от своего осетра и положил на ладонь. Он живо представил статью в «Колоколе» в разделе «Августейшие путешественники»: «Как Великий князь Александр Александрович кормил осетром кота купеческого». Да, да! В нищей стране! С оборванными крепостными, босыми поденщиками и нищими батраками.
Но не покормить чудо было совершенно невозможно!
Кот купеческий лениво понюхал осетровый кусочек и нехотя слизнул, явно, только из вежливости. Зато дал себя погладить.
Это королю прилично иметь целую свору гончих, легавых, комнатных собачек и прочих верных псов. А для серого кардинала мудрый дипломатичный кот — это самое оно.
Саше вспомнился мультфильм «Пёс в сапогах», по мотивам «Трёх мушкетёров», где вместо мушкетёров фигурировали королевские пудели, а вместо гвардейцев кардинала — боевые коты. Мультипликаторы постарались представить котов в самом неприглядном виде, так что Саше было за них обидно. Как и за прогрессивного Ришелье, который возродил Сорбонну, основал Французскую академию и поднял предпринимательство и торговлю.
