— Иногда. Ну, дюйм на дюйм.
Марля была разрезана на кусочки раза в два мельче, чем ожидал Саша, но не суть.
Вымыли хлорной известью предметное стекло и руки. Ладони слегка защипало.
— Мда, — сказал Саша. — А резиновых перчаток нет?
— Нет, — сказал Склифосовский. — Я читал, что некоторые хирурги раньше использовали перчатки из бычьего пузыря.
— Понятно, — сказал Саша. — Ну, давайте, извлекайте мою голубую кровь. Ланцет прокипятили?
— Да, конечно, — кивнул Николай Васильевич. — В кастрюле под крышкой.
Саша взял кусочек марли и смочил его в спирте. Приложил к безымянному пальцу на левой руке.
— После хлорки это наверняка лишнее, — заметил он. — Но потом сделайте обязательно. Другим кусочком.
— Щипать будет, — предупредил Склифосовский.
— Ну и что? — спросил Саша.
Николай Васильевич взял ланцет и проколол ученику кожу.
Саша слегка поморщился. На подушечке пальца набухала багровая капля.
— Измена! — воскликнул Саша. — Наверняка Екатерина Алексеевна согрешила с Григорием Орловым. Все! Никаких сомнений.
— Я тебе сейчас подзатыльник дам! — сказал Никса.
— Вот! — возразил Саша. — Не хотим мы видеть никаких объективных научных доказательств.
Красная капля перекочевала на предметное стекло, а Склифосовский дисциплинированно приложил к ранке марлю, пропитанную спиртом.
— Ваше Высочество, а вы уверены, что это вы должны мне платить за уроки? — задумчиво спросил Склифосовский. — А не я вам?
— Уверен. Я даже не знаю, как ее окрашивать. И надо ли.
— Пока нет.
И Саша с Никсой полюбовались Сашиными красными кровяными клетками.
— Эритроциты? — спросил Саша.
— Да, — кивнул Николай Васильевич.
— А лейкоциты можно увидеть?
— Если подкрасить. Они почти прозрачные.
Склифосовский добавил синего красителя, и ученики увидели лейкоциты, которые, впрочем, мало отличались от эритроцитов.
— Это они жрут микробы? — поинтересовался Саша.
— Жрут микробы? — переспросил Склифосовский.
— Или лимфоциты? — смутился Саша. — Я их путаю.
— Не знаю, — сказал Склифосовский.
— Надо проверить. Кто-то из них способен переваривать бактерии. Я где-то об этом читал.
— Возможно, — проговорил Николай Васильевич.
— А бактерии в крови есть? — спросил Саша.
— Нет, — ответил Склифосовский. — Если в крови есть что-то, кроме клеток крови, то это называется «сепсис».
— Ну, братец Кролик, твой выход! — бросил Саша Никсе.
— Всегда был братец Лис, — заметил брат, расстегивая пуговицу на гусарской курточке.
— Подопытный, — уточнил Саша. — Так что кролик.
И обернулся к Склифосовскому.
— Посмóтрите драгоценную шкурку цесаревича Николая Александровича? А все, что вы на ней увидите — и есть государственная тайна. Так, между прочим.
Никса расстегнул еще пару пуговиц и раздвинул ворот. Язвы были не такие страшные, как в первый день, но никуда не делись.
Склифосовский подошел к брату.
— Золотуха? — спросил Николай Васильевич.
— Да, — кивнул Никса.
— Я хочу понять, какая живность обитает в его золотухе, — сказал Саша.
— Сейчас посмотрим, — сказал Склифосовский.
Взял скальпель, пинцет и предметное стекло. И соскоблил из язвы немного гноя и серых чешуек с кожи вокруг.
— Не больно? — спросил Николай Васильевич.
— Нет, — сказал Никса. — Почти.
Чешуйки пока отложил на лист бумаги. Гной накрыл еще одним стеклом и поместил под микроскоп.
— Мы ищем бактерии? — уточнил Склифосовский.
— Да, — кинул Саша.
И Николай Васильевич сменил объектив и настроил увеличение.
Посмотрел в микроскоп и сказал:
— Надо подкрасить и подсветить.
Взял зеркальце и направил на препарат солнечный зайчик.
— Можно мне посмотреть? — спросил Саша и оттеснил учителя.
Прильнул к окуляру.
— Никса! У тебя тут целый зоопарк!
— Обрадовал! — буркнул Никса.
— Николай Васильевич, а что это за белые круглые штуки, похожие на зернышки? — спросил Саша.
— Не знаю, — вздохнул Склифосовский. — Позвольте мне зарисовать?
— Конечно, Николай Васильевич, — сказал Саша.
И уступил место за микроскопом.
— Там еще были шарики другого оттенка, — заметил Саша. — Золотистые.
— Да, я заметил, — сказал Склифосовский.
— Я чего-то не понимаю, — сказал Саша. — Неужели этого еще никто не видел? Левенгук ведь описал почти все!
— У Левенгука не было таких микроскопов, — заметил Николай Васильевич. — У вашего увеличение больше раза в три.
— Неужели никому не пришло в голову на гной в микроскоп посмотреть? — удивился Саша.
— Мне такие работы не известны, — сказал Склифосовский. — Не знаю, почему. Может быть, увеличения не хватило, может быть света, может окраски, может не все такие внимательные, как вы, Ваше Высочество. Белые кружочки очень плохо видны.
— Давайте их подкрасим, — предложил Саша.
Подкрасили чем-то розовым. В результате стали видны не только кружочки, но и еще нечто, напоминающее ветвистые кораллы.
— А это что? — спросил Саша.
— Не знаю, — вздохнул Склифосовский и принялся зарисовывать.
— На статью-то хватит? — поинтересовался Саша.
— Думаю, что не на одну, — сказал Николай Васильевич. — Могу я поставить свое имя в качестве соавтора?
— Соавтора? — удивился Саша. — Почему не автора?
— Потому что все идеи ваши, Ваше Высочество.
— Зато все знания ваши, Николай Васильевич, весь труд — ваш, и текст, видимо, тоже будет ваш. Так что единственное, на что я могу рассчитывать — это упоминание где-то в конце моего псевдонима.
— Какой у вас псевдоним?
— А. А., — сказал Саша. — По крайней мере с дядей Костей мы договорились, что я именно так подписываюсь в «Морском сборнике». А я не хочу разводить сто псевдонимов, по одному для каждого издания. Где печатаемся?
— В «Военно-медицинском журнале» прежде всего. А может и «Ланцет» возьмет. Только там надо на английском.
— Я могу помочь с переводом, — пообещал Саша. — А теперь давайте попробуем их спиртом? И посмотрим, что будет.
— Позвольте мне прервать вашу ученую беседу? — встрял Никса.
Саша взглянул вопросительно.
— Мне-то дадите посмотреть, пока вы их все не растворили? — поинтересовался брат.
И Саша со Склифосовским расступились, чтобы пропустить к микроскопу цесаревича.
Когда Никса налюбовался «зоопарком», Саша бестрепетно капнул на препарат спирт из пипетки.
Но здесь экспериментаторов ждал некоторый облом. «Кораллы» покорно взорвались изнутри, зато шарикам обоих цветов было совершенно все равно. Спирт их не брал.
Пару раз поменяли концентрацию. Увеличили, уменьшили. Все равно хоть бы что!
— Ну, так и запишем, — сказал Саша. — Кружки Склифосовского к спирту нечувствительны.
— Скорее, зернышки, — заметил Николай Васильевич. — На зернышки похожи.
— А может быть, они уже мертвые? — предположил Саша.
— Может. А как проверишь? Они вообще неподвижные.
— Перенести на питательную среду, бульон там, кровь, крахмал, еще что-нибудь. И пусть размножаются.
— Я попробую, — пообещал Склифосовский.
— Чашки Петри у вас есть? — спросил Саша.
— Чашки Петри? — переспросил Николай Васильевич. — Что это?
— Я где-то читал, что бактерии лучше всего разводить в таких плоских низких блюдцах с крышкой.
И он нарисовал для Склифосовского чашку Петри.
— Вот таких. Думаю, у каких-нибудь стекольщиков можно заказать. Но для начала можно и блюдце использовать, наверное. Закрыть бумагой, например. И посмотреть, как они лучше размножаются: с воздухом или без воздуха.
— Вы думаете, без воздуха может что-то выжить?
— Проверить-то надо. А вдруг?
От экспериментов со спиртом перешли к хлорке. И от хлорки шарики дохли, что твои инфузории.
— Хлорная известь — великая вещь, — заметил Саша. — Травит все.
— Ну, что, чешуйки будем смотреть? — спросил Склифосовский.
— А как же! — сказал Саша.
