— Рассказать, — повторила Лета за ним, прекращая наконец нас оценивать. Улыбнулась довольно, причём облегчение в её голосе почувствовалось явно. — Надо. С чего начать?
— С самого начала, — тут же посоветовал ей Арчи, направляя её на самое для него интересное. — С того самого древнего закона. Который не даёт вставать на пути. У кого-то там. У тех, кто силу ищет, если я ничего не путаю.
— Хорошо, — легко согласилась с ним Лета, — действительно, это и есть самое начало. Тем более для вас.
Она прибавила шагу, ноги её в лёгких огненных сапожках не плавили пол, как это делала у нас Лариска, когда бегала босиком, так что мы без опасений пристроились слева и справа от неё, тоже поддав ходу. Я бросил насиловать вентиляцию, всё же оставив необходимую малость для бесперебойной работы, поправил на боку револьвер, сжал в горсть одной рукой амулет на шее, так мне было спокойнее, и наконец-то смог осмотреться.
Мы припустили по странному широкому коридору, стены и пол которого блестели в багровых бликах чёрным каменным стеклом. Это не было работой гномов, это было проплавлено, к гадалке не ходи. Но сейчас такие чудеса интересовали меня только с практической стороны, вот буду я или нет скользить по такому, очень уж напоминавшему лёд, полу в своих ботинках? Но скользко не было, и Лета, следившая за нашим вниманием, наконец-то начала свой рассказ.
Оказывается, всё началось очень давно, когда первые саламандры, воспитанные магом, имени которого называть она не будет, обрели душу. И, пусть получилось это ненароком, по стечению обстоятельств, в самом начале Лютой Зимы, последствия этого случая всё же трудно было переоценить, особенно гномам.
Времена были трудные, не то, что сейчас, и первые саламандры повзрослели очень быстро, пары десятков лет не прошло. Выживали тогда в подземельях многие, не только гномы, но и люди с эльфами, и даже прочие редкие расы, жизнь была сложная, общение плотное и бурное, а потому всё шло в ускоренном темпе.
Совместное преодоление невзгод сильно сближает, а потому прикипели гномы и саламандры друг к другу, как родные. Люди и прочие что, эти жители лесов и равнин пересидели Лютую Зиму под горой да и вышли обратно в большой мир, чахли и сохли они без неба над головой, без родных полей, рек да озёр, а вот гномы нет, они были не такие. Нашлись у них общие с саламандрами интересы, никого более не привлекающие, да и наверх, из ставшими для них родными подземелий, подгорные жители выходить не желали.
И всё бы хорошо, но при такой новой жизни, размеренной и мирной, дела с приобретением души у новорожденных саламандр пошли много хуже. Уж слишком гномы их боготворили, и это мешало. Разум появлялся, конечно, но характер, характер был хуже не придумаешь. Инфантильность, вздорность и капризность у могущественного существа была просто опасной. Много сил пришлось потом приложить им на перевоспитание некоторых, долго и трудно это было.
Да и как ты получишь сильную, умную личность в условиях этой подземной оранжереи, без самостоятельности, без преодоления, без дружбы и любви, без проб и ошибок? А самостоятельно воспитывать не получалось, вдохнуть искорку души в своих дочерей они почему-то не могли, как ни старались.
Вот и пришлось с тех самых пор раз в год отправлять одну или двух маленьких саламандр в большой мир. Сначала на заводы и электростанции, для полезного труда, а потом, когда появились первые воздушные корабли, то туда, и это решило все проблемы, хоть и было много опасней.
Ведь на дирижаблях саламандры получали всё, что им было необходимо, сразу же и в полном объёме. Экипаж — это почти что семья, и отношения в нём ближе и лучше, чем на той же электростанции. А ещё там можно было, в отличие от прочих рабочих мест, посмотреть на этот мир, поудивляться ему и полюбить его. Можно было попасть в переделку и выйти из неё с победой, можно было что-то преодолеть, можно было полюбить или подружиться, можно было разочароваться или по-настоящему обидеться, почувствовать на себе подлый обман или сжечь чёрную нечисть, да много чего можно было сделать на дирижабле — а ведь это и есть тот самый путь к получению настоящей души.
И всё бы ничего, но ведь они, саламандры, девушки, вот такое у них непонятное проклятие. Со всеми вытекающими отсюда последствиями и проблемами, если вы понимаете, о чём я. Успевали они прикипеть сердцем к своим друзьям и, хоть ответственные за них гномы, вот как ваш Далин, старались вернуть их в родные горы сразу же по наступлению зрелости, чтобы всего этого избежать, но не всегда у них это выходило.
С обычными же людьми в составе экипажей было легче — успевали они состариться или даже умереть, пока саламандра взрослела, с гномами тоже проблем не имелось по причине их дисциплинированности и понимания того, что именно открутят им старшие сёстры по возвращению домой за проявление прямо запрещённых им чувств, а вот с магами не так. Эти и старели медленнее, и угрозы на них не действовали. Попробуй его достань.
Так что иногда возникали эти самые чувства — платонические, конечно же, невозможные по причине полной несовместимости любящих сторон, и от этого самые сильные. Особенно у них, у саламандр. Маги-то в основном успокаивались быстро, как и положено людям или эльфам, хоть и были редкие исключения. А они вот нет.
Но вот однажды, давным-давно, притащила одна молодая дурочка своего сердечного друга на четвёртый остров Огненной Гряды, туда, где вулкан из океана торчит. Грешно и смешно сейчас говорить, но решили они, раз такое дело, уйти за грань вместе. Он, значит, в первородный огонь, что горит вечно в глубинах земли, а она в пучину водную, бескрайнюю, что только этот огонь погасить и может. Как вам такая сказочка?
— Это не сказочка, — первым отреагировал на вопрос Арчи, а я увидел, что больше всего опасалась Лета сейчас, на этом месте рассказа, наших улыбок. Глупых, циничных, понимающих, снисходительных, да каких угодно. — Это и есть самая настоящая жизнь. Блажен тот, кто хоть раз на себе хотя бы тень подобного испытал, он жил не зря. Я вот в своё время струсил, отступил, побоялся такой любви, теперь жалею. А ещё больше жалею, что уже не будет такого никогда, возраст не тот, да и я уже не тот.
— А ты? — повернулась ко мне Лета, и я снова понял, что она следит в первую очередь за моими чувствами, а не за моими словами. Болтать-то я сейчас мог что угодно, не это её интересовало.
— Не знаю, — пришлось сказать правду мне. — Всякое бывает. Я лично против и осуждаю. Не понимаю и не принимаю. Но смеяться тут не над чем, это точно. Горе это, и для них, и для всех остальных, вот что это такое. Вообще это похоже на вашу плату за обретение души, вот так. Только в другую сторону.
— Ну, хорошо, — Лета вроде бы осталась довольна нашими ответами, а потому, вздохнув, пошла дальше, снова поманив нас за собой. Мы уже шли по огромной подземной галерее, и гномского или людского в ней не чувствовалось вообще. Были у саламандр свои собственные, странные и завораживающие понятия об уюте и красоте, и меня пробрало до печёнок, я мигом вспомнил, где нахожусь и в компании с кем, и кто я, собственно, такой. Расслабляться не следовало, потому что из всех мест, куда нас только не заносила жизнь, это было самым завораживающим и при этом самым опасным.
Я уже, нечувствительно для самого себя, заставлял работать амулет комфорта на полную, потому что и воздухом этим дышать обычному человеку было уже невозможно, и температура с давлением подросли. Пока нормально, и дальше будет нормально, с такими-то моими новыми умениями, если только подземелья не схлопнутся, а там посмотрим.
Ещё хорошо было то, что Арчи теперь, с этой самой ожившей младшей сестрой саламандр на запястье, теперь сам был способен на многое. И даже, наверное, на побольше, чем я, потому что сила силой, но знания и умения никто не отменял. С Миром он, конечно, поговорит вряд ли, и саламандр под лавку не загонит, а всё остальное запросто. Так что в случае чего можно за ним уже не следить, сам выпутается, может быть, даже меня выпутает, и слушать историю дальше. Тем более что там уже пошёл в ход конец романтической истории.
