— Трупов обечаек не встречали?
— Вроде нет. Хотя… Тут через дом полузатопленный подвал. В нём несколько обгоревших трупов собак. Может, и обечаек.
— Хоть я и не вправе вам указывать, сержант, но нужно сделать слепок и звать туда криминалистов. Это может быть связано. Обечайки обитали по всему району, они могли напасть и на убийц.
— Разумно, — согласился он. — Кстати, детектив… Позавчера, перед тем, как уехать, вы советовали обыскать ангар на Вагоноремонтной. Там нашли два вида подошв. Полузатёртые, вероятно, старые. Сорок третий размер, мужской сапог. И вторая — след голой стопы, возможно, женский. Оба в работе.
— Спасибо. Что-то ещё нашли?
— Да, нашли… э-э-э, перья совы.
— Ты уверен, что эта информация важна? Бюьсь об заклад, вы там нашли помёт голубей. И?
— С больших птиц сыпется тальк и пыль, детектив. И…
— Не тальк, — поправил Анчар. — Пудра. Роговые частицы.
— Много мелких фрагментов оперения, — кивнул сержант. — Здесь же — ничего. Это не стали приобщать к материалам, но, возможно, кто-то их обронил.
— Большие перья?
— Средние. Такими вполне могла быть обшита одежда шамана или жреца. Ну, как на ловцы снов вешают…
— Спасибо, сержант. Займитесь обечайками в подвале. Ауры, следы пуль, состав воды — горели ли они там или их туда притащили.
— Да какой же рунолог в час ночи поедет! Мы и сами-то, если честно…
— Чёрт с вами. Веди. А ты, — он обратился к Сороке, — идешь со мной.
Вскоре Анчар рассматривал подвал, в котором чёрные трупы обечаек представляли собой невнятную черносливовую кашу. Рога им кто-то обломал, как бы двусмысленно это ни звучало. От голов тоже осталось немного. Он не стал их трогать — тут действительно больше скажут криминалисты. Но аур… почти нет. Тот, кто их вывалил сюда, сделал это быстро — или очень давно.
— Видишь что-нибудь? — спросил он Сороку.
— Нет.
— Там видела — а тут не видишь?
— Да. Тебя чё-то не устраивает, дед? Тогда пока.
В его тридцать пять слово «дед» ему совсем не нравилось. С каждым разом он всё сильнее порывался дать ей подзатыльник. Прямо как дед.
— Для «пока» мы ещё даже не начали. Идём в машину.
Понадобилась двадцать одна с половиной минута, чтобы они доехали до точки другого распятия. На Вагоноремонтную. Сорока молчала, и Анчара это устраивало. Мыслями она была где-то далеко, оно и к лучшему.
Он подъехал практически впритык. Единственное, что здесь напоминало о произошедшем, это обведённый мелом силуэт распятой. Ни копов, ни заградительных лент.
— Попробуем ещё раз, — сказал Анчар.
— Здесь что, тоже кого-то?.. — намеренно не договорила она фразу.
— Ты и скажи.
Сорока вновь села, на этот раз прислонив руку к стене. Закрыла глаза. Судя по вздутым на висках венам, даже дыхание задержала.
— Шестиугольная звезда, — на выдохе пробормотала она и бессильно рухнула на мостовую, словно убитая.
Глава 20
Кровь из носа окрасила нижнюю часть лица Сороки. Анчар привалил её к стене, аккурат напротив обведённого мелом силуэта. Прощупал пульс: жива.
— Оживай давай. Опять скажешь, что я тебя укокошил.
Она медленно открывала глаза. Долго смотрела на силуэт жертвы, с недоверием и отвращением. Анчар тем временем заказал воду. Через минуту прилетел дрон-доставщик.
— Умойся и выпей, — сказал он, вручая бутылку Сороке. — Ты сказала про шестиугольную звезду. О чём речь?
— Руна. Знак.
— А вот и нет. На животе жертвы — и этой, и другой, была совсем другая руна.
— Не на ней, — сдавленно ответила она. — В воздухе горела звезда. Она вращалась в прозрачной сфере, ускоряясь, пока не достигла бешеной скорости. А поток шёл изо лба… Из кристалла.
Сорока умыла лицо водой, вытерлась рукавом и отпила воды.
— Что ещё ты видела?
— Темнота. Было темно. Только звезда.
— Тогда стоит посмотреть ещё раз.
— Что это за херня? — раздражённо спросила она. — За что их так?
— За просто так. Если ты хорошо напряжёшься, есть шанс это выяснить. Продолжай.
Сорока встала, прошлась вдоль стены, вернулась и вновь прислонила руку к стене, на этот раз не приседая.
— Н-нет, нет, — пробормотала она, покачивая головой. — Не то. Больше не вижу.
— Ты сама себя слышишь? — Анчар терял терпение. — Там вурды, тут звезда. Ты называешь вещи, которые невозможно проверить. В следующий раз скажешь, что кристалл во лбу светился? Или что она истекала кровью? Такое я и сам могу до бесконечности озвучивать.
— Я тебе ничего не обязана, дедок.
— Тебе двадцать, мне тридцать пять, — оборвал её Анчар. — У меня плохие новости для твоей мамы.
Сорока толкнула его в грудь. Тут же занесла руку для того, чтобы оцарапать лицо.
— Тихо, тихо, — он поймал её руку. — Неужели ты не знаешь, как работает чёрный юмор?
— Чёрный здесь ты! Дедок.
Анчар глубоко вздохнул, сдерживаясь. Хочет девчонка язвить — что ж, пусть так. Если не выпускать пар, котёл может взорваться.
— Голая женщина, — сказала Сорока, сложив руки на груди и прохаживаясь мимо силуэта. — С маской птицы на голове.
— Где?
— Была тут, — ответила она и шлепнула себя ладонью по лбу. — А, чёрт, нет. Не то. Не связано.
— Нет, продолжай. С маской какой птицы? Совы? Что ты видишь?
— Сказала же, ошиблась. Она просто была здесь когда-то.
— Когда?
— Откуда я знаю? В дневное время. Наверное, какая-то сумасшедная культистка.
— Значит, ты видишь прошлое, — кивнул Анчар, и наконец-то у него появилось хоть какое-то понимание.
— Иногда.
— Странно. Первый раз о таком слышу, но допускаю. Что тебе в этом помогает? Подержаться за предмет?
— Только место. Находиться в нужном месте.
— И ты не умеешь управлять временем, в рамках которого что-то увидишь?
— Прикалываешься, дедок? Нет никакого времени. Это просто вспышки. Бурление образов, как бульон в кипящем зелье.
— Значит, основная проблема — отделить связанное и несвязанное. Тогда говори вообще всё, что видишь. Что делала женщина в маске?
— Просто шла мимо. Наверное…
— Пробуй ещё раз.
— Это так не работает, — покачала она головой. — Я вижу то, что на поверхности. Оно выматывает. Потом всё сливается в неразличимую кашу. Иногда везёт больше, иногда меньше.
— Перед копами ты тоже падала в обморок и рассказывала про кашу?
— Магию увидеть сложнее всего. А когда десятки нариков что-то достают из одного и того же места, ощутить это намного проще. Тут такие только мимо ходили.
— Может, ты просто не хочешь рассказывать.
— Эй, алло! Я рассказала про обечаек, и ты в подвале убедился в моей правоте.
— Ещё нет. Смотря что скажут эксперты, — поворчал он для виду, зная, что скажут эксперты. — Ладно, двигаем дальше.
— Это ещё не все? — скривилась Сорока и последовала к машине.
Вурды, женщина с маской совы и шестиугольная звезда. Пока Анчар гнал машину к следующему месту распятия, обдумывал эти детали. Перья, найденные копами в здании, где к стене примыкал артефакт, наверняка принадлежали той женщине. Вот только она могла быть никак не связана с делом. Шестиугольные фигуры как руны не пользовались популярностью. Конечно, опытные чернокнижники могли и сами создавать новые символы, вкладывая в них определённую силу.
— Есть хочешь? — спросил он Сороку.
— Тебе-то что?
— Ты упала в обморок. Я бы предпочёл, чтобы ты занималась этим после того, как дело будет сделано.
— Едь тогда быстрее. Поем потом без тебя.
— Ну, ты как хочешь, а я перекушу.
Он заехал в ресторан быстрого питания, принимающий заказы из авто. Попросил шаурму в сырном лаваше. Прямо перед окном выдачи манипулятор прижёг к поверхности шаурмы раскалённую клеймо-пластину, и на пару секунд шаурма запылала огнём, затем потухла.
Когда Анчар взял в руки ещё горячий обжаренный лаваш, Сорока не выдержала:
— В обычном лаваше, — пробурчала она. — И лимонад.
