— Вопрос, как я понимаю, риторический? — усмехнулся Эспанса. Но усмешка тут же сбежала, когда профессор заметил гримасу боли на лице третьего коллеги. — Риллин, ехал бы ты домой, тут тебе уже никто не поможет, а дома и стены лечат.
— Да, пожалуй, пойду, — пожилой маг со стоном выполз из кресла, пошатнулся, и молоденькая магичка, промолчавшая все совещание, бросилась к нему и увела, бережно поддерживая за локоть.
— Что-то он совсем плох, — вздохнул ректор. — Сердце у него слабое, а магическая поддержка сгорела.
— Повезло еще, что внучка быстро приехала. Она в него силу качает. Но все уходит, как в бездонную дыру, — повернулся к нему Микаэль.
— А толку? Сама иссякнет, и ему не поможет.
— Зато умереть не даст. Ты как себя чувствуешь, Нико?
— Паршиво. Как контуженный, — признался ректор. — Шум в ушах, рябь перед глазами и хаотичные приступы жара или озноба. Все, как описывали 'лишенцы' Пашбы. Вся надежда, что этот удар слабее, чем там, и сила вернется быстрее.
— Хотел бы я тебя обнадежить, но отчеты по Пашбе ты и сам читал.
— Пятьдесят процентов восстановленных — это лучше, чем ничего. И количество возвращенцев растет в геометрической прогрессии. Возможно, скоро вернутся все.
— Нико, ты точно все новости читал?
— А что я пропустил?
— Вчерашнюю сводку. Теперь окончательно ясно, что девяносто процентов из восстановленных поменяли полярность и стихию. Теперь им надо учиться почти с нуля.
Ректор помолчал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Стиснул кулаки.
— Микаэль, ты мой друг, мы с тобой огонь и воду прошли и медными трубами закусили, потому я и ставлю тебя в известность. Если я найду этого мелкого паршивца раньше тебя, ему точно не поздоровится. И на полковника не посмотрю. Прибью парня на месте с особой жестокостью, попрошу некромантов поднять, и еще раз раз двадцать зверски прибью.
— За некромантом далеко ходить не придется, я с радостью помогу тебе в таком гуманном деле, — усмехнулся академик.
— Отлично, — предвкушающе заблестели глаза Нико Дамиса. — Но сначала разберем его на волокна и выясним, как ему удалось стать оружием массового поражения.
— Любой маг — оружие массового поражения.
— Твой внук — не маг. Он, наоборот, оружие против нас. То-то вояки обрадовались. Нам надо его обезопасить, чтобы армейцы навсегда о нем забыли. Как ты мог, Микаэль...
— Только не спрашивай, как я допустил такое в моей семье, — перебил некромант. — Оно само... выросло.
***
Шороху я навел, м-да.
Академию перетряхивали всю, от подвалов до шпилей.
Хорошо, что я не полез прятаться в вентиляцию или еще куда: в зачищенные здания накачивали какую-то дрянь, от которой даже крысы шалели, выползали мирными рядами на солнышко и пытались петь песни.
Главное здание закрыли. Площадь оцепили ограждениями с яркими флажками и масляными маячками, чтобы и ночью туда случайно не забрело особо неразумное существо в студенческой форме.
Студентов что-то и не видно, — заметил я, пока нас, пришибленных и перепуганных, собирали в кучу резко расплодившиеся, как саранча, армейцы.
Я сначала психовал, почему нас не распустили, а отвели в задрипанное здание без номера на задворках Академии и промурыжили в спортивном зале. Под видом тестирования наших физических возможностей и навыков самообороны. Все свои навыки я демонстрировать не стал.
Потом успокоился: если не считать девчонок, то парней почти сотня, пусть попробуют доказать, что я — это я. По логике вещей они должны думать, что я уже сбежал или, к примеру, в землю зарылся. А я — вот он, у всех на виду и охотно даю свидетельские показания.
Вызвали меня двадцать третьим в списке, уже под вечер, на второй этаж того же корпуса.
Кабинетик небольшой, на один стол и два стула. Окон нет. Свет льется из магических ламп, направленных на меня из-за спины следователя. Стол поставлен чуть под углом к задней стене — так, чтобы допрашивающий не заслонял арестанта, тьфу, свидетеля, от затаившихся зрителей. Читал я в книжках про такие прозрачные с одной стороны стеночки. А та, что напротив, сразу показалась мне подозрительной. Слишком гладкая и отличается от остальных трех, неровно покрытых штукатуркой и краской.
— Имя? — устало глянул ярко-рыжий мужик в форме с сержантскими погонами.
Староват он для сержанта, за тридцать уже. Значит, либо туповат, либо неудачник, — сделал я вывод. Психологическую карту собеседника любой ронен на гора выдаст после первого же взгляда. И меня поднатаскали.
— Фредерик Милар, — потекла меж тем беседа.
— А, тот самый Рик. Как это тебя занесло на служебный ярус?
— А я помню? У меня живот скрутило. А потом темно стало и вообще хоть вешайся. Вот вы не маг, вам не понять, как это — раз, и нету дара.
— Почему не понять? — зеленые глаза дрогнули. — Два года назад я был боевым магом, парень. И в один прекрасный день — раз, и... не стало ничего. Что ты почувствовал, когда тебя накрыло?
Значит, неудачник. Так я и думал. И вдруг осознал, что глаза у меня вытаращены, а челюсть болтается где-то внизу.
— Два года назад? — спохватился я. — Это как? И тоже в Академии? Вы что, поступали в таком возрасте? Нет, погодите, я не понял! Так это тут в порядке вещей? А почему нам никто не сказал, что нас тут таким пыткам нечеловеческим подвергнут? И почему вы сейчас в армейской форме, если маг?
Нашли, тоже мне, кого допрашивать и подлавливать. Да я сам кого угодно допрошу!
Глаза у сержанта тоже постепенно округлялись и шалели.
— Не тараторь, как девка, — попытался он пресечь безобразие.
— Да я вообще могу молчать! — обиделся я. — Не хотите рассказывать, не больно и надо. Только я вот подумал, если к вам дар не вернулся, то и мне не светит, да? Как хреново-то!
Мужик смягчился:
— Не то слово, Рик. Короче, ты меня не сбивай. Расскажи, как долго ты блуждал и кого встретил?
— А хряксу видели когда-нибудь? Вот ее и встретил.
— Храксу, — поправил он.
— Одна хрень. Пасть во! — я показал, максимально широко раздвинув ладони. И изложил события в суровой редакции старика Стивера.
— А больше никого не встретил? — заскучал сержант. Видно, уже осведомлен о подробностях, и версии совпали. — Может, товарищей по несчастью видел? Не помнишь?
Так. По такой настойчивости ясно, что кто-то из ребят страдает провалами в памяти, что мне на руку.
— Не помню. Голова болела жутко, и я плохо соображал. А что, потерялся кто?
— Экий ты любопытный. Что еще из особенностей самочувствия помнишь? — и этак прищурился.
Не подловишь. Я об этих особенностях наслушался, пока среди ребят толкался.
— А чего тут помнить, когда и сейчас — то же самое? И захочешь — не забудешь. Шум в ушах, головокружение и все такое. Сами ведь знаете, если не врете, что с вами такое же было. А почему вы в армию пошли?
— А куда еще? Строевую подготовку нам давали, оружие мы изучали не только магическое. В рядовых полгода, потом взводным, сейчас вот — сержант. Может, и до лейтенанта дослужусь, — горькая усмешка искривила сухие губы. — Ничего, говорят, дар возвращается. Только не такой уже.
— Как не такой?
— К примеру, был черным, стал белым. Или стихия сменилась. Так что, будь готов к изменениям. Ладно, иди. Позже еще поговорим. Если что вспомнишь, скажи вашему куратору. Позови там следующего.
Я кивнул и вышел в глубочайшей задумчивости. Еще раз кивнул — беловолосому парню лет семнадцати, с несчастным видом подпиравшему стену.
— Чего им надо от нас, а? — всхлипнул он. — И без них тошно!
***
Полковник покосился на Микаэля Эспансу, скучавшего, сидя в кресле за магическим стеклом.
— Ну, шустёр, пацан! Не он?
— Не смешите меня, полковник. Как я узнаю внука, если никогда его не видел?
— Ну как же не видели, — упрекнул безопасник. — Кристаллы вам регулярно присылали. К тому же, вы специально ездили к нему в деревню как раз той весной накануне событий в Пашбе. Встречались и даже говорили.
