Рассказы Лиззи: На дне рюмки - Анна Деметра

Который год, пятница, и его безудержное стремление глотнуть обжигающей горло жидкости. Он приходит и я понимаю, он пил. Мама уже не реагирует, начинает казаться, что для неё это в порядке вещей. Но я волнуюсь, мне страшно. Страшно с каждым приходом пятницы, что-то может пойти не так.

Папа не умел пить, но пил. Он не стремился выпить больше, но с каждой рюмкой утопал на её дне. И это пугало. Летали жуткие мысли, если он начнёт пить больше, вдруг с ним что-то произойдёт. И честно, начинало казаться, что это уже происходило. Тайные вылазки, после которых он, как ни в чём не бывало, возвращался домой. И по одному его виду, уже было понятно, он пьян.

Он не становился агрессивным, скорее напротив. Он не менялся и в тоже время, был уже не тот. Может, я упустила момент, момент, когда должна была больше с ним разговаривать, больше проводить время. Но, кажется, нас обоих это устраивало. Мы не были с друг другом холодны, но и не лезли далеко друг другу в души, будто, боясь порезаться об её края. Но, видимо, это и не требовалось, нам хватало того, что мы знали, чтобы безусловно любить друг друга.

Безусловная любовь — любовь между родителем и ребёнком. Она заставила меня. Я сказала, сказала всё, что хотела, вывернула душу, показала всё. И утопая в слезах, я давала ему услышать, как беспокоюсь, как боюсь за него. Он слушал. Но слышал ли? Я надеялась, что да. Он дал обещание. И я верила, что он не нарушит его.

В следующий вечер пятницы, я была обескуражена. Словно, услышав меня, словно что-то для себя осознав. Он пришёл домой таким, каким был всегда. Запах спирта не витал в воздухе, вокруг него, заменяя собой привычный аромат одеколона. Он не покачивался, а совершенно ровно шёл вперёд. Его голос был прежним, язык не заплетался. В тот вечер, он не выпил не капли алкоголя.

В вечер следующей пятницы, всё было также. Правда, пришёл он немного на виселе, что изначально вызвало подозренья. Но запаха не было, он вёл себя обыденно, что отзывало все сомненья. Приятное тепло разливалось сладостной рекой на душе. Я была счастлива.

Так продолжалось девять недель. Девять недель, когда он был в порядке. Точнее, так всем казалось, всем кроме меня. Я говорила маме, что он какой-то не такой. Но она уверяла меня, что он просто решил немного изменится и мне всё кажется, и на деле он всё тот же. И пока, они утопали в безудержных утехах любви за стеной, в тот вечер пятницы, я не могла уснуть. В голове всё вертелось — он какой-то не такой. Он не был собой привычным, не был, хотя делал всё тоже, что и прежде. Впервые такие мысли зародились у меня после того, как он обнял меня, в вечер второй трезвой пятницы. Тогда, ощущение его рук на моей спине показалась мне каким-то не таким, чужим. Папа меня так не обнимал. Из этих объятий хотелось вырываться. Потом в поездке, он задавал мне так много вопросов. Папа никогда так не поступал, не давил так на меня. Он был другим. Я всё больше сомневалась в его реальности. Он, как будто играл, обманывал меня. Но делал это только по пятницам, в другие дни он был таким же как всегда — не пьющим, собой, был идеалом. Так, что меняла пятница? Ведь больше он не пил…

Раньше, я плакала, потому что боялась за него, за его здоровье, за его жизнь. Алкоголь разделала нас, отдалял друг от друга. Теперь, я плакала, потому что не понимала. Не понимала, кто спит за соседней стеной.

Вечер пятницы. Сегодня отец пришёл раньше обычного. Кажется, он сильно устал и поэтому сразу лёг спать. Мама пришла позднее, влетев в квартиру с телефоном. Позже, часа через два, в дверь раздался звонок. Я пошла открывать. Не знаю, что меня остановило, но я почему-то не посмотрела в дверной глазок, хотя мы никого не ждали. Быстро открыла дверь и столкнулась с глазами. Сердце громко забилось, гулом отдаваясь в ушах. Руки затряслись. Я остолбенела. Передо мной стоял мой отец, мой отец, который спал внутри. Он выглядел совершенно также, его отличала только одежда, и какая-то уж больно радостная улыбка. Улыбка, которую я видела, каждую пятницу, уже девять недель. Я поняла — это был не он. Двойник, человек, который был с нами уже девять недель, стоял передо мной и, кажется, уже не ждал что я впущу его. Словно, заметив моё состояние, его лицо исказила кривая улыбка.

«А, так он сегодня не пил» — гулко отозвалось в ушах.

Мои губы задрожали, челюсть сжалась, и я истошно промычала: — «Мама!»

Звук почти не вышел из онемевшего от страха рта. Фигура мужчины не двигалась, но становилось всё страшнее. Это чувство затягивало, и в панике я закрыла глаза.

Темно. Ощущение, что я просто провалилась куда-то. Меня трясло. Медленно, но верно, я ощутила тяжесть своего тела, боль от ногтей, впившихся в ладони. Дыхание тяжёлое, сердце колотится. Я лежу, лежу в своей постели. Сон? Тогда, почему мне всё ещё так страшно? Почему я не могу себе позволить открыть глаза? Я чувствую, чувствую его взгляд. Двойник стоит у кровати. Мне страшно. Он не подходит ближе, я чувствую это. Его забавляет моё состояние. Ждёт дальнейших действий, но я просто лежу не в силах шевельнутся. Вдох. Выдох. Вдох. Может его там всё таки нет? Если это кошмар, то как он может быть там? Или это ещё один сон? Хочу сделать попытку открыть глаза, но останавливаюсь, в ужасе ощущая давление с левой стороны от кровати. Он там. Всё ещё там.

Мои глаза сильно зажмурены, я пытаюсь убедить себя, что мне кажется. Пытаюсь снова уснуть. Темнота под глазами сгущается. Из неё формируется некого рода образ. Он пытается вырисовывать фигуру, но получается нечто неясное, скомканное с парой светящихся красных глаз. Он смотрит на меня в упор. Я понимаю, это он — двойник. Он пытается приблизится, но мне некуда скрыться. Я не могу перестать смотреть на его приближающуюся фигуру. Страшно. Не с того ни с сего, в голове разражаются слова: «Тьма уходи, свет огради! Тьма уходи, свет огради!» Это я, я как