Всем больным детям во всем мире. Возможно, эта история вскоре станет правдой.
Выражаю свою особую благодарность Никола и Кристоферу Стивенсам за их чудодейственную поддержку и помощь в изысканиях, необходимых для создания этой книги, и ее редактирования.
Благодарю «Дэн Компьютерс» за фантастическую и фантастически надежную технику.
Также выражаю свою благодарность фирме «Ланье» за их никогда не останавливающиеся факсы и копиры.
— Перестаньте ссориться! — сказала Элла, но никто и ухом не повел.
Это был день ее рождения, и стол был накрыт к праздничному чаепитию. Элле и ее брату не полагалось разговаривать за столом — разве что кто-то с ними первым заговорит. Родители-то разговаривали, да только не с ней. Элла, наконец, набралась смелости, и сказала: «Перестаньте ссориться!», но на то, чтобы сказать это погромче, смелости уже не хватило. Ну, никто и не обратил внимания.
Отец все ковырял вилкой кусок деньрожденного торта.
— Не желаю больше это обсуждать! — в который раз уже повторял он, обращаясь к матери Эллы.
Джульетта кивала, и опять кивала, уставившись на свою так и нетронутую порцию.
— А я и не хочу ничего обсуждать. Я и так отлично все знаю.
Она изо всех сил старалась не копировать бристольский сленг, на котором разговаривал ее муж. Особенно приходилось стараться, когда она злилась на него. Джульетта ни за что бы не сказала: «Не желаю». Она говорила: «Не хочу», и в ее дрожащем голосе все больше слышался французский акцент.
— Я и не хочу ничего обсуждать.
Фрэнк, брат Эллы, тоже не хотел ничего обсуждать. Он уже доел свою порцию торта, и молча ждал, не обломится ли еще кусочек. Фрэнк понимал, что его дело — помалкивать.
А торт был замечательный. Тётушка Эллы, Сильвия, испекла его в форме сердца, украсила кружевной розовой глазурью, а в самом центре, тоже сердечком, установила четырнадцать розовых свечек. Но тетушки Сильвии не было здесь, за столом, и она не увидит, как Элла задует свечки, и захрустит ломкой розовой корочкой, воткнув в нее длинный хлебный нож, потому что отец Эллы сказал:
— Не желаю, чтоб она тут рассиживалась со своими сюсю-му-сю и пусик-дусик, когда человеку охота чаю попить. Нет уж, избавь меня от этого!
— Ну конечно, ты вовсе не обязан встречаться с моей сестрой, — вставила Джульетта. — Это же твой дом. Ну конечно, мы приглашаем только тех гостей, которых ты хочешь видеть. Я всего лишь сказала, что Элла очень любит Сильвию.
— Мне плевать, кого там любит Элла! Я тебе вот что скажу: хочешь — можешь приглашать ее, сколько влезет. Только не думай, что я тогда здесь останусь.
Этот спор происходил за завтраком. А в половине пятого Элла вернулась из школы и узнала, что тетушка Сильвия уже заходила, принесла торт и снова ушла. Ей, пожалуй, еще меньше хотелось встречаться с зятем, чем ему с ней.
Теперь спор шел на совершенно другую тему. Все началось, когда Джульетта стала зажигать свечи.
— Ну, давай, Элла, задуй их уже поскорее, — поморщился отец.
— Я сама виновата, — поспешно сказала мать. — Эти спички вечно у меня из рук валятся.
Она вытрясла еще одну спичку, и чиркнула о коробок.
— А что это ты, кстати, так спешишь разделаться с тортом? Тебе вдруг стала нравиться стряпня моей сестрицы? Ну вот, Элла, еще одна, последняя… Но прежде чем ты их задуешь, мы тебе споем!
— Ох, ради всего святого! — Кен Уоллис привстал было, глянул на часы и снова уселся.
— С днем рожденья тебяяяя, — завела мама Эллы, и Фрэнк тоненько подтянул, — с днем рожденья… Ах да, конечно, сегодня же среда! — нарочито невинным тоном вдруг пропела Джульетта.
— С днем рожденья тебяяяяя, — продолжал выводить Фрэнк, краем глаза косясь на отца. Кен не пел.
— По средам, по средам — кто у нас по средам?.. — мурлыкнула Джульетта. — Конечно, Марша!
— С днем рождеееения, Ээээллаааа, с-днем-рождеееенья-тебяяяяя! — торопливо зазвенел голосок Фрэнка.
— Да задуешь ты их уже когда-нибудь?!
По отцовскому голосу Элла ясно поняла, что получит оплеуху, если немедленно не повинуется.
— Марша любит, когда ты приходишь к ней ровно в семь, не так ли, дорогой?.. Молодец, Элла, все одним духом задула!.. Но разве она не простит тебе, если ты чуть-чуточку опоздаешь? В конце концов, у твоей дочери день рождения… Разрежь торт, милая.
— Не желаю сейчас это обсуждать. Сама знаешь! Не при детях…
— А я и не хочу ничего обсуждать. Я и так отлично все знаю… Положи первый кусок папе, Элла.
— Не желаю больше это обсуждать, — продолжал бубнить Кен.
— А я и не прошу.
— Перестаньте ссориться, — сказала Элла, уткнув подбородок в кружевной воротник праздничного платья. Родители проигнорировали ее.
— Я же здесь, разве нет? — фыркнул отец. — Чего тебе еще надо?
— Я только хочу, чтобы ты поступил как лучше, — тщательно подбирая слова, заговорила Джульетта. Ее рука безостановочно теребила скатерть. Она так и не научилась думать по-английски, да что там — четырнадцать лет и девять месяцев назад она не знала по-английски ни единого слова. Она попросту сбежала из отцовского дома в Орлеане и голосовала на дороге, а кончилось все тем, что Кен и его друзья увезли ее в Англию на своем фольксвагене-комби.
Думала она всегда по-французски, и ей приходилось очень аккуратно переводить собственные мысли.
— Ну, разумеется, по средам у нас Марша!
— Да! Марша! И что?
— Вот ты сам и сказал! Значит, Марша у нас по средам…
— Я ничего не говорил. Это ты заговорила про Маршу.
— Да, конечно, — мгновенно отреагировала жена. — Я виновата! Это я сказала. Прости!
— Я даже и не заикался. Это ты, ты начала это все, да еще при детях!
Элла никогда не видела Маршу. Она и имени-то ее прежде не слышала. Марша не приходила к ним в гости, не сидела рядом с ними на службе в церкви. Тем не менее, Элла отлично знала, кто такая Марша. Сколько она себя помнит, вечно были какие-нибудь Марши. Около семи вечера Кен выходил из дому, перекинув через плечо спортивную сумку, и следующим утром во время завтрака его место за столом пустовало. Вот такие у них были среды с воскресеньями.
— Конечно, воскресный вечер — уже совсем другое дело, — продолжала Джульетта. — Никаких Марш. Может, Эйлин? Надеюсь, я правильно назвала ее имя? Я всё время путаюсь в их именах!
