Ким Харрисон.
Белая ведьма, черное проклятье
Кровавый отпечаток руки исчез, его стерли с окна Кистена, но не из моей памяти, и меня бесило, что кто-то смыл его, будто пытался украсть то немногое, что я помнила о той ночи, когда Кистен умер. Если быть откровенной с собой, то моя злость была сильно приправлена страхом. Но настолько честной я не буду. Обычно это оказывается лучшим вариантом.
Сдерживая дрожь от декабрьского холода, пронизывающего пустующий катер, который нашел покой в сухом доке — вместо того, чтобы плавать по реке, — я стояла на крошечной кухне и смотрела на молочный пластик, как если бы хотела вновь сделать явью страшную сказку. Поблизости раздался ужасающе сильный грохот дизельного поезда, пересекающего реку Огайо. Ботинки Форда громко скрипели по металлическому покрытию лестницы. Мне было тревожно.
Федеральное Внутриземельное Бюро официально закрыло следствие по делу об убийстве Кистена — Охрана Внутриземелья его даже не открывала — но ФВБ все равно не пустило бы меня на место преступления без официального сопровождения своего сотрудника. Его роль выполнял умный и неуклюжий Форд. С тех пор, как Эдден решил, что я нуждалась скорее в психиатрической помощи, он вряд ли предложил бы мне что-нибудь еще. Но я заснула на кушетке, и все в отделении ФВБ Цинциннати услышали мой храп. Я не нуждалась в диагностике. То, в чем я нуждалась, было чем-то — чем угодно — чтобы пробудить мои воспоминания. И если это кровавый отпечаток руки, то пусть будет так.
— Рэйчел? Подождите меня, — крикнул психиатр ФВБ, превращая мою тревогу в раздражение. Я похожа на человека, который не сможет справиться с этим? Я — большая девочка. Кроме того, все равно видеть было нечего: ФВБ очистило все. Очевидно, Форд был здесь раньше — судя по лестнице и незакрытой двери — перед нашим появлением все было относительно прибрано.
Грохот форменных ботинок по тику (древесина тикового дерева, применяемая в судостроении из-за высокой устойчивости к загниванию) подтолкнул меня вперед, я расцепила прижатые к себе руки и оперлась, чтобы не потерять равновесие, о маленький камбузный стол, когда направилась в гостиную. Пол был неподвижен, что создавало ощущение нереальности. За короткими занавесками, окаймляющими теперь абсолютно чистое окно, виднелись грязно-серые и блестящие синие брезенты лодок в сухом доке, стоящих на добрые шесть футов ниже нас.
— Вы остановитесь? — Снова спросил Форд и загородил собой просвет, когда вошел. — Я не смогу помочь, если вы будете в комнате далеко от меня.
— Я жду, — проворчала я, останавливаясь и поправляя свою сумку на длинном ремне. Хотя Форд пытался это скрыть, у него были определенные «трудности» с лестницами. Я думала, что идея о психиатре, страдающем боязнью высоты, очень забавна, — пока амулет, который он носил на шее, не стал ярко-розовым, когда я упомянула об этом, а сам он не покраснел от смущения. Он был хорошим человеком со своими демонами в кругу и не заслужил моих насмешек.
Дыхание Форда замедлилось в холодной тишине. Бледный, но уверенный и сосредоточенный, он схватился за стол, его лицо было белее, чем обычно, что оттеняло короткие темные волосы, а взгляд его карих глаз стал более проникновенным.
Вслушивание в собственные ощущения утомляло меня, и я ценила его старания пробраться сквозь мое эмоциональное дерьмо, чтобы помочь мне связать вместе разрозненные воспоминания о том, что случилось.
Я ему слегка улыбнулась, и Форд расстегнул несколько верхних пуговиц своего пальто, продемонстрировав деловую хлопковую рубашку и амулет, который он всегда носил во время работы. Металлический лей-линейный артефакт был дисплеем, визуализирующим эмоции, которые он воспринимал. Форд улавливал эмоции вне зависимости от того, был на нем амулет или нет, но у окружающих появлялась хотя бы иллюзия частной жизни, когда он его снимал.
Айви, моя соседка по квартире и деловой партнер, считала глупым пытаться с помощью человеческой психологии преодолеть магический барьер, чтобы вернуть мне память, но я уже была в отчаянии. Ее попытки узнать, кто убил Кистена, ни к чему не приводили.
Форд вцепился в стол так, будто только что чудом избежал смерти, его облегчение от того, что теперь он окружен стенами, было почти ощутимо. Я подошла к узкой двери, ведущей в гостиную и на остальную часть катера, и ощутила слабый аромат вампира и пасты — в воображении и воспоминаниях. Это было пять месяцев назад.
Сжав челюсти, я не отрывала взгляда от пола, смотреть на сломанный дверной косяк не хотелось. На ковре виднелись пятна грязи, которых прежде не было, следы, оставленные небрежными людьми, которые не знали Кистена, никогда не видели его улыбки, не слышали его смеха, понятия не имели, какие чертики плясали в его глазах, когда ему удавалось меня удивить. Технически смерть внутриземельца, к которой люди были непричастны, находится вне юрисдикции ФВБ, но поскольку ОВ совершенно не волновало, что мой бойфренд был превращен в дар крови, ФВБ начало расследование просто ради меня.
Дело об убийстве не может быть закрыто, но следствие было официально приостановлено. Я уцепилась за первый же шанс приехать сюда и попытаться расшевелить свою память. Кто-то прокусил внутреннюю часть мой губы, чтобы привязать меня к себе. Кто-то убил моего бойфренда, причем дважды. Кто-то попадет во вселенную боли, когда я узнаю, кто это был.
Чувствуя, как дрожат мои внутренности, я смотрела мимо Форда на окно, где когда-то был кровавый отпечаток руки, оставленный как крючок, чтобы постоянно бередить мои раны, но не дающий никаких реальных зацепок, за которые можно было бы ухватиться. Трус.
Амулет на шее Форда окрасился злобно-черным. Он поднял брови и встретился со мной взглядом, и я заставила себя попридержать эмоции. Я не могла вспомнить это дерьмо. Дженкс, мой напарник и второй деловой партнер, использовал на мне чары забвения, поэтому я не могла вспомнить убийцу Кистена. И я не могу его в этом винить. Пикси был всего четырех дюймов роста, и это стало для него единственной возможностью удержать меня от самоубийства. Я была ведьмой с непривязанным вампирским укусом и, в любом случае, не смогла бы противостоять немертвому вампиру.
— Вы уверены, что вы к этому готовы? — Спросил Форд, и я заставила себя убрать руки с плеч. Опять. Притупившаяся боль запульсировала с новой силой, когда воспоминания попытались пробиться на поверхность. Во мне заворочался страх. Воспоминание о том, что случилось с другой стороны двери, и о попытках ее сломать, было самым старым. Это было почти все, что я знала о той ночи.
