sf_horror Андрей Георгиевич Дашков da71abb0-2a80-102a-9ae1-2dfe723fe7c7 Убийца боли
Он облегчает страдания, снимает боль, избавляет от смертельной тоски. Он позаботится об умирающем ребенке лучше отца и матери. Он Убийца Боли.
ru glassy FB Tools 2007-09-03 1d084ff6-a2f6-102a-94d5-07de47c81719 1.11
v. 1.0. Создание fb-книги.
v. 1.1. Добавление аннотации, обложки и информации об издательстве.
Литагент Г.Л. Олди 8488af72-967f-102a-94d5-07de47c81719 Андрей Дашков. Все писатели попадают в ад АСТ, Транзиткнига 2004 5-17-022504-0, 5-9578-0715-Х Passed
Когда тебе плохо, невыносимо плохо,
когда солнечный день темнее крысиной норы,
когда смерть кажется подарком
и только долг удерживает от самоубийства,
когда мысли жалят, как дикие осы,
и всюду настигают безумные кошмары,
когда правды нет ни в чем,
и страдание слепит, и больше не видно звезд,
когда разбитые мечты напоминают о прошлом,
и любовь превратилась в медленный яд,
и продолжает гнить червивое сердце,
когда твои дети шепчут проклятия,
и в каждом выдохе – зловоние,
и бессонная ночь становится нескончаемой пыткой – позови на помощь Убийцу боли,
и он придет, чтобы облегчить твою муку,
и покажет дорогу в рай.
Песня Чертополоха
Девочка проснулась за минуту до полуночи. Затаив дыхание, она ждала в полной темноте. Демон огня зажег ее первую, неумело сделанную свечу, и ребенок засмеялся. Это был совсем не детский смех, напоминавший скорее карканье молодого грача.
В полутьме появились лица. Они всплывали среди золота и крови – словно реликты поднимались с потопленного в океане прошлого корабля истории. Золото окладов, монет и крестов, кровь мантий и мучеников… Цивилизации были присущи блеск золота и обилие крови. Золотой век минул, но сохранились многочисленные свидетельства тех прекрасных времен. Поэтому они потеряли цену. Правда, теплая кровь все еще оставалась мерилом жизни. А на золото никто не обращал особого внимания. Девочка так и называла основные цвета: «золото», «кровь». Чистые, ни с чем не смешанные. Были еще грязные: «земля», «дерьмо», «снег».
После того как свеча догорела, она еще долго лежала в темноте без сна. Она замерзла, но это казалось мелочью по сравнению с тем, что творилось вокруг нее. Она впервые решила сыграть во взрослую игру и была заворожена приоткрывшейся изнанкой существования. Она цепенела от ужаса, а видения роились вокруг, словно ночные бабочки размером с радугу, которые стряхивали с крыльев рассыпавшуюся в пыль реальность…
Она еще долго ощущала прикосновение демона огня – как головешку, тлевшую где-то внутри. Девочка воображала себя околевшей кошкой, в которой неведомым образом еще блуждала искра жизни – только для того, чтобы испытать одиночество трупа. И ледяная ночь пыталась растоптать ее, и затерянность грозила обернуться вечным изгнанием безумных.
Но девочка удержалась на краю пропасти. Она прислушивалась к свисту сквозняков. Под высокими сводами полуразрушенного здания им было почти так же вольготно, как ветрам, гуляющим под звездным куполом небес. Вой и гул, сырость и холод, тоска и гипноз огромного чуждого мира… Она постигала жестокость жизни во всей наготе – без уюта, родительских ласк, человеческой лжи и утешений охранников веры.
То, что днем казалось простым и понятным, сейчас разбивалось вдребезги. Хранящееся в детской памяти становилось подобно дрожащим отражениям. Оно рассыпалось, тонуло, предавало… Сверкающая змея сознания извивалась во тьме, испытывая мучительную потребность впрыснуть во что-нибудь яд тайного знания, – но тщетно. Все вокруг было отравлено давным-давно.
И противоядия еще никто не придумал.
* * *
Соседи говорили о ней, кривя рот. С ней делились пищей не из жалости, а от суеверного страха. Ругали ее по-разному: чертово отродье, выблядок, дурное семя, дикарка. Но чаще всего ее называли просто Чертополох. Она и привыкла считать это своим настоящим именем.
Никто не помнил, откуда она взялась, из чьей утробы появилась на свет, в чьем теле была зачата и выношена, кем вскормлена, чью грудь сосала, чье молоко пила, чье здоровье забрала себе в качестве скромной платы за продолжение рода. Сирота… В этом слове ей всегда чудилось что-то поганое, фальшивое, приторно-жалостливое. «Чертополох» звучало гораздо лучше. В крайнем случае она предпочла бы «сиротке» «выблядка».
Единственным существом с теплой кровью, с которым у Чертополоха возникло некоторое взаимопонимание (о дружбе, конечно, речь не шла), была черная псина по кличке Гиена – редкая уродина, промышлявшая в развалинах и на дальних городских окраинах, но неизменно возвращавшаяся на Площадь – словно для того, чтобы пугать детей. При этом Гиена отличалась исключительной осторожностью, и еще никому не удалось ни прикончить ее, ни хотя бы покалечить.
Личико Чертополоха тоже было отвратительным. Зато она могла быть почти уверена, что не попадет в число трех самых красивых девушек племени, которых ежегодно отдавали дьяволам, приезжавшим за данью.
Старуха Кража, избравшая местом своего обитания бывший супермаркет и получившая свое прозвище за то, что, по слухам, действительно умела похищать души, только раз глянула на Чертополоха своим жутким глазом-сглазом, похожим на пробитое пулей зеркальце, в котором отразилось раздробленное и холодное, будто лед, небо, – после чего изрекла, что «проклятая сучка родилась без души, как другие рождаются без пальцев на руках или ногах».
И с этим трудно было спорить – Чертополох своими глазами видела таких беспалых уродов, когда совершила вылазку на другой берег реки (чертовски опасную вылазку, потому что несколько сотен метров ей пришлось ползти по мосту, который в любую секунду мог рухнуть. Даже отчаянные мальчишки не решались на это).
Чертополох и сама не знала, есть ли у нее душа. Пальцы и прочие части тела она могла по крайней мере потрогать. Желудок давал знать о себе, когда она съедала плохие ягоды или старую крысу. О сердце напоминал постоянный стук в груди, о печени – режущая боль в боку после слишком быстрого и долгого бега. А вот собственная душа оставалась неуловимым призраком.
